В один из не очень прекрасных дней в наш офис вдруг пожаловало несколько молодчиков во главе с Виктором Николаевичем. В офисе находились только я, Дима и девочка-секретарь. Дверь заперли, чтобы никто не мог выйти.

– А теперь поговорим! – с угрозой начал Виктор Николаевич, подсев ко мне поближе.

Я вскочила со своего места как ошпаренная, отбежав к стене – так мне показалось безопаснее.

Достав из портфеля какие-то документы, Виктор Николаевич пояснил:

– Вот договор, видите?

Я стояла ни жива, ни мертва, кивнув ему.

– Подпись на договоре, видите? – Он указал пальцем на закорючку внизу страницы.

Сглотнув подступивший к горлу комок, я снова кивнула.

– По этому договору, – Виктор Николаевич принялся прохаживаться вдоль помещения, – все права на артиста под псевдонимом «Дима Билан» принадлежат моему фонду «Долги наши». Равно как и средства, выручаемые от концертов этого артиста пропорционально означенным в договоре долям.

– С какой стати, Виктор Николаевич! – возмутилась я. – Дима никаких договоров ни с каким фондом не подписывал. Он подписывал договор только с моей компанией!

– Ты меня обманула, – спокойно ответил Виктор Николаевич. – Поэтому я подстраховался и сделал все необходимые документы. Я вышвырну тебя из моей жизни – сядешь в тюрьму. И будешь сидеть там до тех пор, пока не выплатишь мне те деньги, которые ты незаконно присвоила.

Я стояла, хлопая глазами:

– Эти документы – фальшивка, вы не сможете их использовать, – попыталась возразить я.

– Это мы еще посмотрим, – сказал Виктор Николаевич. – А пока… Я хотел бы, чтобы вы с Димой подписали это прямо сейчас.

Он достал еще какие-то листы, на которых я от волнения ничего толком разглядеть не могла, кроме названия «Долги наши» и дат, относящихся к 2005 году.

Тут подал голос Дима:

– Я ничего подписывать не буду…

Мы переглянулись, и я увидела на лице Билана смятение.

– Будешь, еще как будешь! – заявил Батурин Диме, затем снова повернулся ко мне. – Иначе Билан не даст больше ни одного концерта.

Он сделал паузу, потом добавил, снова глядя на Диму:

– Ну, не хочешь спешить, не надо. Прочти все как следует, подумай. Вы мне должны много, очень много денег. Поэтому торопиться мы не будем.

Надо сказать, что Виктор Николаевич почти никогда не кричал. Он говорил спокойно и веско, поэтому любая гадость, сказанная им, начинала казаться правдой. При этом его манера, его слова, сам он выглядели довольно жутковато. Он и сейчас оставался убийственно спокоен, абсолютно уверенный в своей правоте.

Я молчала.

Тем временем Батурин вышел из офиса, кинув мне напоследок:

– Еще поговорим.

А я продолжала стоять у стены, широко раскрыв глаза от напряжения. Дима сидел поодаль и тоже молчал.

Как только волнение немного улеглось, я сказала Диме:

– Ты, наверное, поезжай пока домой, хорошо? Я разберусь.

Дима, потрясенный до глубины души таким «чудесным» превращением Виктора Николаевича, быстро собрался и уехал.

Я тут же набрала номер одного из юристов, с которыми мы сотрудничали. Он был краток:

– Приезжайте ко мне.

В офисе юриста выяснилось, что Батурин пытался заставить Диму подписать договор с некой компанией под названием «Долги наши». По этому договору продюсером Димы аж с 2005 года являлось юридическое лицо, а Дима, соответственно, должен был отчислять продюсерскому центру комиссию за каждое выступление, каждый проданный диск и каждый проданный рингтон.

– Потрясающе, – только и выговорила я, когда юрист закончил мне объяснять суть документа. – И что нам теперь делать?

– Ничего не подписывайте, – ответил юрист. – А если договора нет, то на нет и суда нет.

– Легко сказать, – вздохнула я. Сомнений в том, что начинается настоящая война, у меня не было.

«Но как я поеду домой», – мелькнуло у меня в голове. Мне стало по-настоящему страшно.

И я не ошиблась. Назавтра Дима, который с утра приехал прямо в студию – там мы писали одну из наших песен – рассказал мне, что вечером к нему в квартиру ломились какие-то люди. Он их, естественно, не пустил, но всерьез опасается, что они выломают дверь.

– Разве что взорвут, – засмеялась я. Входная дверь Диминой квартиры очень хорошо была укреплена. – Знаешь, что, – добавила я серьезно, – давай-ка тебе вызовем охрану. Действительно, как бы чего не случилось…

Дима со мной согласился. Уже со студии он поехал домой в сопровождении сотрудника охранного агентства. Впервые в своей жизни. И впервые в моей жизни с охраной поехала домой и я.

* * *

А пресса уже пестрила новыми подробностями. Виктор Николаевич повсюду раздавал интервью, обвиняя меня в нарушении договоров, в том, что я плохая мать, а главное – Диму Билана в том, что он, оказывается, «сбил меня с пути истинного». Ничего более абсурдного не придумаешь – я взрослая женщина, и я менеджер, а Дима, прежде всего, артист.

«Замечательный» сюрприз поджидал нас накануне Russian Music Awards-2007. Мне поступил звонок от одного из организаторов, который сообщил, что Виктор Николаевич написал официальное письмо, подкрепленное копией договора с продюсерским центром «Долги наши». В письме он заявил, что не дает разрешения на выступление Димы Билана, поскольку Батурин является инвестором, а Дима своих обязанностей по договору не выполняет. Кроме того, все песни тоже принадлежат якобы Виктору Николаевичу, о чем он может представить соответствующие документы.

– Господи, но это настоящий бред! – воскликнула я. – Во-первых, никаких договоров с фондом «Долги наши» у нас нет в принципе – это подделка. Во-вторых, права на все песни Димы Билана выкуплены лично мной, и уж точно не имеют к Виктору Николаевичу ни малейшего отношения!..

Я срочно выслала копии документов, и организаторы мне поверили. Однако конфликт не был до конца исчерпан – Виктор Николаевич запрещал Диме петь на RMA, а организаторы не хотели ссориться с этим человеком.

Ситуация приближалась к критической. На RMA должен был приехать брат Тимбалэнда Себастьян, к визиту которого мы с Димой специально подготовили невообразимой красоты номера «Amnesia» и «Number one fan». На карте была репутация уже не только Димина, но и продюсера Тимбалэнда.

Мне ничего не оставалось делать, как звонить Виктору Николаевичу и упрашивать его разрешить Диме выступать.

– Только когда он подпишет документы! – парировал Виктор Николаевич.

– Ну, давайте с вами обсудим это после церемонии, пожалуйста! – умоляла я его… – Он не может не приехать на награждение. И «Невозможное возможно» должен тоже спеть – публика будет просить, не будет же он говорить: «Мне не разрешают…»