Выходит, Арт, ты виноват еще и в том, что я стала жабой. Всему исходной причиной твое неуправляемое потаскунство. Хотя что толку винить тебя, если здесь такие нравы. Так что… ничего я тебе говорить не буду. Ты и сам все понимаешь. Иначе не стал бы мне об этом рассказывать. И да, я предпочла бы ничего не знать. Но если тебе так было надо…

— Знаешь, Мари, чего я больше всего боюсь? — он взял меня в руки и сел в кресло. Посадил на колени и положил ладонь мне на спину. — Честно скажу. Что мы нашли твою точку. Понимаю, что должен буду порадоваться за тебя, но… не смогу. Прости, не смогу. Не из зависти, нет. Даже думать не хочу о том, что больше тебя не увижу.

А что, будет лучше, если ты вернешься в свое тело, а я останусь жабой? Кому лучше? Да никому. Мне — точно не станет. А тебе? Можно больше не притворяться, что я ничего не поняла, что мне все показалось. Твой рассказ — это просьба: прими меня таким, каким я был и какой есть. Прими с открытыми глазами.

Арнису я не стала бы нужна, даже если бы вдруг снова превратилась в человека. Арту было наплевать, что я наполовину жаба, наполовину бесчувственный призрак с грязной головой и потрескавшимися губами. Но я…

Черт, единственное, чего бы я сейчас хотела, — очнуться в больничной палате. Пусть буду облезлой, насквозь больной и в пролежнях — неважно. Очнуться и постараться забыть обо всем этом мире, как о страшном сне.

— Прости, Мари, что вывалил все это тебе. Но мне важно, чтобы ты знала. Даже если я для тебя ничего не значу.

А тебе не кажется, Арт, что это довольно эгоистично? Да нет, конечно, не кажется. Ничего для меня не значишь? Значишь. Но не то, чего бы ты хотел. Мне жаль, я не могу заставить себя полюбить. Это или есть, или нет.

Прекрасный диалог немого с глухим. Я невольно вспомнила Иттона. Хорошо им с Ирессой, понимают друг друга без слов. Раньше и у нас с Артом так было. Впрочем, нет. Слава… темным силам, что он не может сейчас слышать мои мысли. Хотя наверняка догадывается, о чем я думаю.

Этой ночью Арт библиотекой не занимался. И ничего больше не говорил, до самого утра. Сидел и смотрел на огонь. А я дремала, пригревшись под его ладонью. И кот спал, свернувшись клубком у камина. Вполне идиллия. Если бы не напряжение, повисшее между нами.

Солнце едва поднялось над горизонтом, когда мы снова отправились в лес. Однако на перепутье пришлось остановиться и уступить дорогу скромной траурной процессии. Запряженный в повозку знакомый вороной конь вез обтянутый желтой тканью гроб. Следом ехали верхом мужчина и женщина в желтом, за ними — несколько слуг.

— Элия… — вздохнула Лэрга и сделала левой рукой быстрый жест, словно ставя между собой и гробом преграду. То же самое повторил Иттон. — Печально. Третий человек в королевстве хоронит дочь как преступницу. Верховную ведьму!

Sic transit gloria mundi… Не зря папе римскому во время церемонии посвящения напоминают о преходящей мирской славе. Настроение, и так никакущее, скатилось под самый плинтус.

У оврага Иттон забрался в заросли колючего кустарника и вытащил красную книгу. Лэрга сделала повелительный жест, и он, спрятав книгу в сумку, отправился обратно. А мы втроем принялись обшаривать все вокруг, описывая круги и заглядывая под каждый куст. Но… увы.

— Простите, — сказала Лэрга, когда солнце перевалило за полдень, — но у меня есть и свои дела. Не могу остаться с вами. Следите за временем.

Она уехала, а мы продолжили поиски. Мне не нужен был отдых, еда и вода, Арт поймал птицу и напился из лужи. Глядя, как он рыщет в зарослях, я не могла отделаться от довольно противной мысли.

А искал бы он так усердно, если б точно знал, что найденная вчера точка — его? Ведь если это так и мы не найдем вторую до следующего новолуния, я останусь здесь. Навсегда. То есть пока жива Мари.

Свои ночные размышления я озвучивать точно не собиралась, но удержать при себе это не смогла. Арт обернулся, посмотрел на меня в упор, дернул хвостом и скрылся за деревьями.

Обиделся. Ну и правильно. Я бы на его месте тоже обиделась.

Ничего мы не нашли. Ветер в эти дни был довольно сильный. Скорее всего, одна точка случайно за что-то зацепилась, а вторую унесло куда-то за тридевять земель. Могла, конечно, и она прятаться где-то поблизости, но на меня вдруг напала апатия и ощущение полной бессмысленности всего происходящего.

Девять суток до полнолуния и еще две недели до следующего новолуния. Как сказала Лэрга, после этого беспризорная точка, не получая подпитки от души, сама собой сдвинется в сторону смерти, а тело умрет. Обшаривать огромный лес в поисках блуждающего огонька размером с ноготь? Да мы одну-то точку случайно нашли.

Я села на траву, уткнулась лбом в поднятые колени. Пропади оно все пропадом!

Что-то коснулось ног. Арт терся об них, выписывая вокруг меня восьмерки. И мурчал громко — как мини-трактор. Я невольно улыбнулась, погладила его. И вдруг показалось, что рука почувствовала тепло.

Да нет, не может быть. Почудилось.

Солнце клонилось к закату, и надо было поспешить. Я посадила Арта на край седла, села сама.

— Не знаю, есть ли смысл искать еще, — сказала со вздохом, когда конь выбрался с тропы на дорогу.

Цепляясь когтями за луку, Арт повернул ко мне голову, словно говоря: с ума сошла, нельзя сдаваться. И вдруг ощетинился, глядя куда-то мне за спину. Надо думать, слух у него был гораздо острее, чем у меня, потому что стук копыт другого коня он услышал первым. И увидел того, кто был верхом.

— Какая милая пара, жаба и кот! — с язвительной насмешкой произнес голос, который я была бы рада никогда больше не слышать. — Ну что, Элия сдохла, надеюсь, ее подручным тоже недолго осталось гулять по свету.

Подъехав почти вплотную, Арнис схватил Арта за шкирку. Тот шипел и пытался дотянуться когтями, но Арнис вытянул руку, держа его от себя подальше.

— Какой же ты герой, с котом справился, — презрительно сплюнула я. То есть сделала вид, поскольку слюны у меня тоже не было.

— Знаешь, свернуть ему шею проще простого. А ведь он был таким самодовольным, самоуверенным. Женщинам нравился.

Ах, вот в чем дело! Ты простить не можешь, что предпочитали его, а не тебя. Мелочный, жалкий трус. Когда Арт тебе врезал, слинял со скоростью звука. А сейчас чувствуешь себя таким сильным, почему бы не покуражиться?

— Два года прошло, а до сих пор корежит, что Арт тебя обходил на поворотах? Что нравился женщинам больше, чем ты? Наверно, не зря.

— Один раз ему это все-таки не удалось, правда? — Арниса аж перекосило от злости, и он с силой встряхнул кота так, что тот сдавленно мявкнул. — Ты же до сих пор меня хочешь, Мария, разве нет?

— Жаль тебя разочаровывать, Арнис, но никогда не хотела. Эфирное тело ничего не чувствует и ничего не хочет. И никого. Все это было сплошное притворство. Но тебе ведь это и в голову не могло прийти, правда? Тебя, такого замечательного, — и не хотеть?!