Бывшие ученики Луи Альтюссера внесли выдающийся вклад в радикальную политическую философию276. Балибар, наиболее осмотрительный и, возможно, наиболее влиятельный среди них, распространил умелое текстологическое чтение на домарксистскую политическую философию (Спиноза, Руссо, Локк, Фихте) и на политическое теоретизирование непримиримых антагонизмов. Наряду с традиционной левой политикой эмансипации и изменения Балибар размышлял о политике «вежливости», регулирующей «конфликт идентификаций»277. Насилие здесь выглядит более реальным, но одновременно менее определенным и даже сомнительным, чем у Сартра и Фанона.

Хотя антикапиталистическая природа его проекта открыта, а философская эрудиция сразу бросается в глаза, политическая философия Славоя Жижека больше походит на позицию, чем на обоснованные выводы. Чрезвычайно плодовитый автор и превосходный полемист с неисчерпаемым количеством кинематографических и других современных культурных aperçus278, Жижек стал символической фигурой современного радикального иконоборчества. Его словенское происхождение эпохи Тито, когда бывший коммунист стал антикоммунистическим диссидентом, снабдило его классическим левым образованием и обеспечило безукоризненное доверие со стороны либералов. Это сочетание в последние годы сделало Жижека единственным ленинцем, который получил признание на Западе279. В отличие от большинства других радикальных философов нашего времени, антикапиталистический проект Жижека очень расплывчатый; это спровоцировало сварливый обмен выпадами между ним и Лакло, когда каждый обвинял другого в том, что его проект «ничего не значит»280. Более значима амбивалентность политической позиции Жижека. Его увлечение Лениным сопровождается восхищением «подлинными консерваторами», которые, как обожаемые Киплингом тори Британской империи, не боятся грязной, но необходимой работы281.

Марксистская теория государства была прежде всего критикой капиталистической демократии, и наивысшая степень ее критицизма была достигнута тогда, когда капитализм пытался прикрываться либеральной демократией. Примерно с 1980 года он перестал нуждаться в таком прикрытии, утверждая себя в своем праве и открыто стремясь править в существующей либеральной демократии посредством независимости центральных банков и пытаясь a priori ограничить возможности экономической политики конституционно или другим подобным способом. Под этим воздействием, а также под влиянием дискурса глобализации о новой беспомощности государств радикальная политическая теория обратилась к потенциалу «радикальной демократии», проекту, который продвигала философ Шанталь Муфф и который лучше всего выражен в португальской юридическо-политической теории, разработанной бразильцем Роберто Мангабериа Унгером и португальцем Боавентура ди Соуза Сантушем.

Следует добавить, что пока (пост)марксисты пренебрегали государством, подлинный вклад в анализ создания европейских национальных государств был внесен с других позиций Майклом Манном и Чарльзом Тилли282.

Возвращение сексуальности

Различие между (биологическим) полом и (социальным) гендером впервые было развито Энн Оукли в 1972 году. Проблема конструирования и трансформации гендера стала ключевым теоретическим вопросом для социалистов и мейнстримного феминизма в 1970–1980‐е годы283. Но данность пола в последнее время все чаще подвергается нападкам, иногда напоминающим аналогичные сомнения в какой-либо недискурсивной данности класса. Интеллектуальная переоценка сексуальности восходит к американскому философу Джудит Батлер – «пол – это гендерная категория»284 – и теоретическим размышлениям с французского поля битвы между философией и психоанализом285. Сама Оукли признала несостоятельность различения между полом и гендером286. С политической точки зрения данность пола была поставлена под сомнение самоуверенной гомосексуальностью. Последней удалось достичь определенного теоретического присутствия в англосаксонской академии под знаменами «квир-теории». Неравенство между гетеросексуальными мужчинами и женщинами оказалось в тени дискурса гомо- и транссексуальности, которые создали новые теоретические поля, хотя и обращенные к экстремальным меньшинствам. Снова замещение гендера имеет заслуживающее внимание сходство с вытеснением класса. В то время как осведомленность о человеческой и социальной сложности возрастает в самых важных вопросах, не похоже, что эти тенденции в качестве замещения оказались полезным вкладом в эмансипацию людей.

Волна литературно-философского постмодернизма в феминистском дискурсе разорвала большинство связей между феминистской теорией и левыми, которые раньше прекрасно уживались в рамках социалистического феминизма287. Скандинавский феминизм, ориентированный на государство всеобщего благосостояния, пережил столкновение с постмодернистским феминизмом как шок288. Литературный теоретик-космополит Торил Мой была вынуждена дать ответ на вопрос «Что такое женщина?» для академического феминистского круга, который оказался слишком дезориентирован, чтобы ответить на него самостоятельно289. Также бросается в глаза то, что сегодня феминизм гораздо заметнее среди левых в Европе и Америке.