Ощущение такое, будто пол качнулся под ногами. А ведь я не знаю эту женщину, которая стоит сейчас передо мной, не знаю, какие испытания выпали на ее долю до того, как она попала в этот дом, не знаю даже, как случилось, что она стала женой Мадока. Любила ли она его или вышла замуж по расчету, чтобы обеспечить себе защиту?

— Я не знала. — Звучит, конечно, глупо.

— У меня не было детей от Элдреда. Но у другой это почти получилось. После ее смерти ходили слухи, что, мол, ее отравил кто-то из принцев, чтобы избежать соперничества за престол. — Ориана внимательно наблюдает за мной своими розовыми глазами. Вероятно, речь идет о Лириопе. — Ты вовсе не обязана верить мне. Слухов много, и все они ужасны. Когда в одном месте концентрируется огромная власть, за нее всегда идет борьба. Если двор не упивается ядом, то исходит желчью. Не думаю, что тебе подходит такое место.

— Почему вы так считаете? — Последняя реплика цепляет за живое — почти то же самое сказал Мадок, когда решил, что я не гожусь в рыцари. — Может, мне-то как раз и подходит.

Ориана снова касается пальцами моего лица, убирает назад волосы. Вроде жест нежности, но у нее он оценивающий.

— Должно быть, он очень любил вашу мать. Он без ума от вас. На его месте я бы давным-давно отослала вас назад.

Кто бы сомневался.

— Если ты, невзирая на мое предупреждение, свяжешься с принцем Даином и если он сделает тебе ребенка, своего наследника, не говори об этом никому, пока не скажешь мне. Поклянись могилой матери.

Я чувствую ее руку на моей шее, ее ногти на коже и мигаю.

— Никому. Понятно?

— Обещаю. — Ну уж эту-то клятву я выполню без труда. Нужно только добавить серьезности, чтобы она поверила. — Серьезно. Я обещаю.

Ориана убирает руку.

— Можешь идти. Отдохни хорошенько. Когда встанешь, до коронации будет уже всего ничего, а потом времени на отдых останется мало.

Делаю реверанс и выхожу.

В холле ждет Тарин. Сидит на скамеечке, украшенной резными свернувшимися змеями, и качает ногами. Когда дверь закрывается, она поднимает голову.

— Что это с ней?

Чувства смешались, и я пытаюсь отодвинуть весь этот комок.

— Ты знала, что она была когда-то женой Верховного Короля?

Брови у Тарин подскакивают.

— Нет. Это она тебе сказала?

— Да. — Я думаю о матери Локка и поющей птичке в золотом желуде, об Элдреде, сидящем на троне со склоненной под тяжестью короны головой. Представить его с любовницей трудно, да и сколько их должно быть, чтобы иметь столько детей. Для фейри их количество просто неестественно. А может быть, у меня просто слабое воображение.

— Ха. — Выражение на лице у моей сестры говорит о том, что у нее с воображением тоже не все в порядке. Она недоуменно хмурится, потом вроде бы вспоминает, о чем хотела меня спросить.

— Ты знаешь, зачем сюда приходил принц Балекин?

— Он был здесь? — Большего удивления я изобразить бы не смогла. — В доме?

Тарин кивает.

— Приехал с Мадоком, и они несколько часов провели в его кабинете.

Интересно. Значит, они прибыли уже после отъезда принца Дайна. Надеюсь, принц Балекин не услышал об исчезновении служанки. Боль пронзает руку каждый раз, когда я шевелю ею, но сейчас хорошо уже то, что она вообще шевелится. Еще одного наказания можно и не выдержать.

И тем не менее Мадок вовсе не казался сердитым, когда принесли платья. Он был таким же, как всегда, даже довольным. Может, они с Балекином разговаривали о чем-то другом.

— Странно. — Я не могу рассказать сестре о Софи, не признавшись, что служу Дайну, а раскрывать эту тайну мне запрещено. Хорошо, что до коронации рукой подать, а после нее все будет по-другому.

Поздно вечером лежу на кровати в одежде, жду Призрака, дремлю. Пропущено уже два занятия: первое — из-за вечеринки у Локка, второе — из-за Софи. Если он придет, то определенно не в лучшем настроении.

Выбрасываю все постороннее из головы и сосредотачиваюсь на отдыхе. Вдох — выдох.

Когда я только попала в Фейриленд, у меня возникли проблемы со сном. Логично предположить, что должны были быть кошмары, но последних я почти не помню. Мои сны старались конкурировать с ужасом реальной жизни. Я не могла успокоиться так, чтобы отдохнуть. Всю ночь и все утро я ворочалась и металась, слушая, как рвется из груди сердце, а когда, далеко за полдень, засыпала, остальные фейри еще только поднимались. Словно беспокойный призрак, я слонялась по пустым коридорам, листала старинные книги, переставляла на доске фигурки из «Лисы и гусей», делала тосты с сыром на кухне и таращилась на пропитанный кровью берет Мадока, как будто в его складках крылись ответы на все вопросы вселенной. Обычно меня находил один из работавших здесь домовых, Нелл Утер. Он отводил меня в мою комнату, говорил, что если я не могу спать, то должна по крайней мере лежать с закрытыми глазами. Тогда, если уж мозг не знает покоя, отдохнет по крайней мере тело.

Так, с закрытыми глазами, я и лежу, когда с балкона доносится шорох. Поворачиваюсь, ожидая увидеть Призрака, и уже хочу подразнить его — мол, ходить бесшумно разучился, — но вдруг понимаю, что гость, пытающийся открыть дверь, вовсе не Призрак, а Валериан, и в руке у него длинный нож, а на губах злобная ухмылка.

— Что... — Я кое-как сажусь. — Что ты здесь делаешь? — ловлю себя на том, что говорю шепотом, словно боюсь, как бы его не обнаружили здесь. — Почему ты здесь?

«Ты — мое творение, Джуд Дуарте. Ты будешь наносить удары, только когда я прикажу. Во всех остальных случаях воздерживайся от любых действий».

По крайней мере принц Дайн не пользовался чарами, чтобы заставить меня подчиниться тем приказам.

— А почему бы мне не быть здесь? — спрашивает Валериан, подходя ближе. От него пахнет подъельником и жжеными волосами, а на щеке видна полоска золотистой пыли. Не знаю, где он был и откуда пришел, но у меня такое впечатление, что он нетрезв.

— Это мой дом. — Я приготовилась к тренировке с Призраком, поэтому у меня при себе два ножа: один в сапоге, другой на поясе, но, помня приказание Дайна и не желая расстраивать его еще больше, я не достаю ни один, ни другой. Присутствие Валериана здесь, в моей комнате, ставит меня в неловкое положение.

Он подходит к кровати. Нож держит более или менее правильно, но видно, что опыт практического владения у него невелик. Валериан не генеральский сын.

— Это не твой дом, — возражает он дрожащим от злости голосом.

— Если ты действуешь по указке Кардана, то тебе стоит подумать как следует о ваших отношениях. — Теперь мне уже страшно, но голос благодаря какому-то чуду звучит ровно и спокойно. — В холле стражи, и, если я закричу, они поднимутся сюда. У них большие и острые мечи. Огромные. Кардан подставляет тебя.