В день, когда итальянские подданные должны были явиться к своему императору за новыми законами, Райнальд познакомил меня с папским представителем Гвидо из Кремы[103], двоюродным братом Оттавиано ди Монтичелли, так что я был уверен в поддержке папского престола.

Я сидел на троне, который в свою очередь был поставлен на деревянный подиум застланный желтым шелком. Я первым взял слово, доведя до сведения собравшихся, что считаю себя обязанным принять на себя заботу и защиту их, на основании чего ныне намерен дать Италии новые справедливые законы.

После со своего места поднялся архиепископ Милана, который провозгласил: «Твоя воля является законом, ибо, как написано в „Кодексе Юстиниана“, „что угодно государю, то имеет силу закона, поскольку народ вручил ему неограниченное право повелевать“. Поскольку на твоих плечах лежит ответственность за всех нас, тебе одному и подобает распоряжаться».

Это не встреченное протестами выступление позволяло мне принять все законы разом, а на следующий день я должен был рассмотреть жалобы. По традиции итальянских земель, истец, желающий, чтобы его дело рассматривалось в суде, должен был нести крест. Когда же на следующее утро я проснулся, возле моего шатра вырос целый лес крестов! О как, пришлось срочно создавать палаты, в которых заседали сведущие в законах люди. При этом я направлял итальянцев на суд к немцам или людям из отдаленных областей, чтобы не получилось так, что суд производит сосед или родственник. Сам я вместе с профессорами Болоньи занимался рассмотрением жалоб городов друг на друга, а также споров относительно вассально-ленных отношений.

Уладив итальянские проблемы, я попросил ученых-правоведов определить, какие исконные права утратила Империя, в смысле, в каких городах ей перестали платить те или иные налоги. Так как монархи прошлого нередко дарили привилегии своим вассалам, согласно которым один мог не платить за пользование мостами, другой освобождался от повинности предоставлять воинов, третьи… Иными словами, я не претендовал на земли, пожалованные в лен, но требовал, чтобы ленники при этом соблюдали все законы.

Согласно новому предписанию император утверждал в должности градоначальников — подеста, а также консулов и судей. После мы ввели закон, согласно которому любому затевающему междоусобные войны следовало выплатить штраф в казну. Штрафы были разными, но достаточно высокими. Если же виновный не мог заплатить штрафа, его лишали имущества, секли розгами и изгоняли на пять лет.

Кроме того, все жители итальянского королевства мужеского пола в возрасте от 18 до 70 лет должны были дать клятву, что не станут участвовать в военных действиях и состоять в неразрешенных союзах.

Если же человека заставили присягнуть силой, эта клятва могла быть оспорена в суде. Запрещалось отчуждать и разделять большие ленные владения.

Меж тем болонские ученые произвели необходимые исчисления и вернули казне все забытые подати! Озвученные суммы превосходили человеческое воображение.

Только справился с этим делом, гонцы-гореносцы несут весть о кончине архиепископа Кёльнского Арнольда[104], того самого, что короновал меня германской короной. Жалко, с самого начала он был мне верен. Что же, за верного Арнольда я, конечно, заупокойную отстою, но горе горем, а руки опускать не след. Кёльн — важное место, туда непременно нужно надежного человека поставить. Кого? Так герой из героев Райнальд Дассель у нас без награды! Непорядок! Эй, писаря ко мне!

Что же, сочиняй указ, только сначала послушай, смысл такой: я, такой-то, такой-то, сам знаешь, назначаю Райнальда Дасселя архиепископом города Кёльна и моим первым советником. И еще один пергамент — назначаю Райнальда Дасселя эрцканцлером Италии. Хочешь — двумя указами оформляй, хочешь — одним. Суть уразумел? Трудись. Закончишь, сразу ко мне на подпись. Да… и впредь, веди себя примерно.

Сказал и радостно потянулся, каждый день что-то вершить, решать, казнить, миловать, мирить… бр-р… не могу на одном месте, натура у меня такого склада, что только когда я сам в движении, в седле, с мечом ли в руках или просто гуляю, точно простолюдин какой, меря натруженными ногами землю-матушку, в голове рождаются мысли.

Как и следовало ожидать, никто против кандидатуры моего первого друга не возразил, и в январе 1159-го Кёльнский соборный капитул избрал Райнальда своим архиепископом. При этом он остался имперским канцлером и фактическим правителем Италии. Вот такой я император Барбаросса, караю, вознаграждаю. Радуйся, белокурый канцлер, и впредь веди себя хорошо.

Ну вот, дело сделано, теперь и домой, интересно, выросла моя Беатрикс Беатриса? Должно быть, еще прекраснее стала. С малым войском иду в сторону Генуи, нет, на корабль садиться не собираюсь, торговать тоже. Просто на рейхстаге никого от этого славного торгового города не оказалось, и если Генуя не идет к своему императору, император подойдет к Генуе. Негордый.

У Генуи свои права, но зато и обязанностей — тьма, к примеру, именно генуэзцы защищают христиан в Западном Средиземноморье от Барселоны до Рима. Генуя — не только торговый и морской город, но и щит Империи. Стало быть, и подход к ней должен быть особый.

К тому времени как я благополучно добрался до стен этого славного города, народу у меня, считай, не осталось. То есть на нормальную осаду не осталось. Стало быть, заключим мирный союзный договор, согласно которому Генуя выходит из имперского подчинения, за что ее жители заплатят в имперскую казну 1200 фунтов серебра. Они именно этого и добивались. Так что и подписали, и заплатили. Хороший выдался итальянский поход.

Удался. Угу. Стоило распустить войско, начались осложнения. Посаженный править, Райнальд выбрал подеста для городов Павия, Кремона, Пьяченца, Милан и Крема. Первые два с готовностью приняли новых градоначальников, Пьяченца отказалась, за что Райнальд приказал снести половину ее укреплений. Крема же изгнала из города имперских посланцев. А Милан так вообще отказывался от произнесенных ранее клятв. Впрочем, коварные миланцы продолжали уверять Райнальда в своей верности, вот только посаженного им градоначальника изругали и вон выставили. Пришлось Дасселю пойти на уступки и разрешить им выбрать своего подеста, которого он и утвердил именем императора.

По окончании церемонии Райнальда и его свиту поджидала вооруженная камнями и дубинами толпа. Городская стража насилу сумела оттеснить смутьянов от эрцканцлера и проводить делегацию в приготовленный для них дом. Весь день в окна, закрытые ставнями, летели камни и слышались проклятия и призывы спалить дом вместе с непрошеными гостями. В середине ночи свита Райнальда подло сбежала, покинув своего господина, он же остался в полном одиночестве и только утром, когда открылись городские ворота, гордо покинул город, восседая на своем коне.