С позера тут же была снята броня, Альберт велел оруженосцу увести коня, после чего безоружного и опозоренного миланца отпустили на все четыре стороны.

— Что это у него на щите намалевано? — вяло поинтересовался Конрад, когда оруженосец Альберта проносил мимо нас законную добычу своего господина.

— Герб гильдии красильщиков, если я не ошибаюсь, — сощурил близорукие глазки магистр права Каньяно.

— Чего? — не понял Отто.

— Позвольте объяснить, господа, — маленький кругленький правовед приосанился. — Когда-то, еще во времена лангобардских королей, здесь был знакомый вам порядок, король раздавал своим верным слугам земельные участки, и те кормились с них. Теперь же все по-другому, теперь народ предпочитает жить в городах-коммунах, а оставленные в своих имениях господа не получают прежних прибылей. От голодной смерти их спасает одно, пойти в эти самые города и наняться там на службу. Они становятся профессиональными военными, быстро выбиваясь в офицеры. Слава, честь, реальная власть, плюс регулярное жалованье.

Городом управляет партия «капитанов», куда может со временем выбиться любой человек, проявляющий ум и хватку. Милан и подобные ему города считают, что неважно, кем ты родился, важно, что умеешь и знаешь. Если бедный, безродный человек научится строить стенобитные орудия, они берут такого умельца в оборот, окружают богатством и уважением, и им нет дела, была ли его матушка коровницей, а папаша золотарем. После «капитанов» идут купцы и богатые ремесленники, судейские, врачи, ученый люд. Ну и городские «плебеи» — низы общества.

Все эти категории имеют равные права, в правительство Милана входят представители их. Но это еще не все, — Каньяно отер лицо платком, — раз в год в Милане происходят выборы в консулы, причем каждый новый год консулов выбирают разных.

Мои люди слушали Каньяно, затаив дыхание. Но когда зашел разговор о выборах, многие отказались верить услышанному.

— Вы хотите сказать, что простой кузнец может управлять городом? — с сомнением произнес Отто. — Что вместо рыцаря могут выбрать его оруженосца?!

— Но в этом притягательная сила городов коммун! — отступил на шаг Каньяно. — Служи честно — и всего добьешься.

— Так, может, ты хочешь сказать, что и послы, приходившие к императору из Милана, могут оказаться зеленщиками или каменотесами? — возвысил голос Манфред.

— Очень может быть… — Каньяно отступал, пока не натолкнулся спиной на стоящего за ним Фридриха Швабского.

— Не ори так, Отто, а вы, профессор, продолжайте. Должны же мы знать, с кем схватились, — вышел вперед Райнальд.

— Войско формируется по городским кварталам. Каждый квартал содержит свое воинское подразделение с собственным знаменем и гербом. У них есть и конница, и лучники, и пехота. Всем управляет консул.

— У каждой сраной улочки свое сраное знамя! — подытожил Отто. — Даю золотой тому, кто доставит мне знамя. Если верить тому, что нам только что сказали, знамен там много, так что есть из-за чего рискнуть.

— Знамя повезут на специальной обитой железом телеге, у нас ее называют «кароччо», вокруг всегда усиленная охрана. Вы сразу узнаете ее и по знамени, и по изображению святого Амвросия.

— Плачу два золотых за каждое взятое в бою знамя, — перебил я цену, злобно косясь на сбитого с толку Отто. Все-таки обидно, что награду за знамя первым догадался предложить мой знаменосец.

— Да я, да я бы тебе их все равно подарил, — залился краской Виттельсбах.

* * *

Для того чтобы сомкнуть кольцо вокруг Милана, нам пришлось разрушать окрестные поселения, сжигать оливковые и фиговые рощи, вырубать виноградники и фруктовые сады. Так как, оставь мы их нетронутыми, миланцы нашли бы возможность получать от своих вечных данников необходимый им провиант, оружие или даже свежих рекрутов.

Через месяц после начала осады в городе начались болезни, но не легче было и нам, середина августа — самое жаркое в Италии время. Наши люди также страдали от болезней, изнемогая под тяжелыми, раскаленными на солнце доспехами; стараясь сохранить хоть какую-нибудь свежесть в шатре, я распорядился ставить с вечера бадьи с водой, но даже это не помогало. В самое пекло скончался архиепископ Равеннский Ансельм, который не дожил несколько дней до полной и безоговорочной капитуляции Милана.

Город пообещал отстроить в своей черте укрепленную императорскую резиденцию, заплатить девять тысяч фунтов серебра и предоставить заложников из самых богатых и уважаемых семей. Отныне император, то есть я, самолично утверждал или отвергал кандидатов в консулы. В казну Империи переходили доходы от чеканки монеты, рыночной торговли и таможенные сборы. Кроме того, мы вызволили более тысячи томящихся в тюрьмах пленников, полученных в качестве заложников или похищенных в разных городах Италии.

В назначенный день перед моим шатром был установлен трон, который я не без гордости и занял. Далее, согласно предписанию Райнальда, вперед вышли двенадцать консулов Милана, все босые, одетые в лохмотья и с мечами, подвешенными на шею веревками. По сигналу сопровождающего процессию Оттона они дружно упали на колени, вымаливая пощады и прощения. «Мы согрешили, свершив неправое дело, и теперь просим прощения. Наши головы, которые мы предаем вашей власти и вашему мечу, пусть ответят за всех миланцев, а вместе с этими клинками, — продолжал консул, дрожащей рукой коснувшись висевшего у него на шее меча, — в вашей руке будет вся военная мощь Милана».

По словам Райнальда, все они пытались откупиться деньгами или имуществом, умоляя не подвергать их позору, но, посоветовавшись, мы решили, что полезно будет слегка унизить этих гордых людей. В своей неизреченной милости я освободил от данной участи только архиепископа Миланского[102], который был наказан уже тем, что во время унижения его друзей был вынужден стоять подле моего трона, наблюдая действо от начала до конца.

В конце экзекуции я поднялся со своего места и, подойдя к поверженным врагам, самолично поднял каждого, расцеловав в обе щеки. Имперская опала была снята. А Райнальд назначил ближайший рейхстаг на 11 ноября 1158 года на Ронкальских полях. К тому времени нам надлежало пересмотреть законы, по которым теперь следовало жить Италии.

После победы над Миланом я распустил имперское войско, оставив рядом с собой малые силы, с которыми и отправился в Пьяченцу, куда следом за мной должны были прибыть профессора из Болоньи, дабы вместе мы возродили имперское право Древнего Рима. За образец был взят «Кодекс Юстиниана», который следовало переписать, учитывая современные реалии.

За три дня до начала рейхстага я попросил раскинуть мой шатер на берегу реки По. Здесь вместе и рядом со мной устроились немцы, на другом берегу — итальянцы. Тут же, переписанные во множестве экземпляров, проекты законов были выданы на руки итальянским подданным, после чего канцлер Райнальд сообщил, что на чтение пергаментов и обсуждение им дается три дня, по окончании которых начнется обсуждение.