Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошатываясь, Белнэп поднялся на ноги и обвел взглядом сцену кровавого побоища. Здесь, в номере дорогой гостиницы, лежали трупы четырех сильных, крепких молодых мужчин, откормленных, натренированных, на обучение которых были потрачены значительные средства. И вот они мертвы. Как и красивая девушка, еще девочка; ее работящие родители, обожавшие свою дочь, так и не дождались в жизни праздника, ни одного. Девушка тоже мертва. Живые люди за считаные минуты превратились в бесформенные груды плоти. Если бы это происходило на улице, а не в охлажденном благословенными кондиционерами чреве этого кита из стекла и бетона, над трупами уже кружились бы рои мух. Белнэп только что столкнулся лицом к лицу с четырьмя вооруженными убийцами и остался в живых. Ближний бой – это редкое искусство, и он оказался в нем более опытным, чем его противники. Однако Белнэп не испытывал торжества, не испытывал чувства победы. Он ощущал лишь проникающую до мозга костей пустоту.
«Если мы не будем относиться к смерти с уважением, – нередко говаривал Джаред, – она отплатит нам тем же».
Следующие три минуты Белнэп потратил на то, чтобы обыскать одежду убитых. Он нашел бумажники с фальшивыми документами – на имена, которые легко запоминаются и быстро забываются. Наконец во внутреннем кармане куртки меткого стрелка, сразившего Лючию Дзингаретти, Белнэп обнаружил клочок бумаги. Обрывок узкой ленты, какая рулоном выползает из кассового аппарата. На ней простым шрифтом была отпечатана колонка фамилий.
Сходив в ванную, Белнэп смыл кровь с лица, после чего поспешно покинул гостиницу. Только сев во взятый напрокат в ближайшем отделении агентства «Хертц» джип и отъехав от стоянки, он внимательно изучил список.
Некоторые фамилии были ему знакомы. Корреспондент итальянской газеты «Репубблика», известный своими журналистскими расследованиями, недавно павший от руки наемного убийцы. Судья из Парижа, о чьем убийстве также недавно сообщали газеты. Приговорены к смерти? Большинство остальных фамилий из списка не говорили Белнэпу абсолютно ничего. Правда, одной была Лючия Дзингаретти.
Другой – он сам.
Добираться до штаб-квартиры фонда Банкрофта в Катоне самостоятельно оказалось совсем не то же самое, что ехать в машине с водителем, знающим дорогу. Андреа Банкрофт была рада тому, что обращала внимание на последовательность поворотов, путешествуя на заднем сиденье. И все же пару раз ей пришлось немного поплутать, поэтому дорога заняла больше времени, чем она рассчитывала.
В дверях главного подъезда Андреа вежливо встретила женщина с жесткими медно-рыжими волосами, которая, похоже, была несколько озадачена ее неожиданным появлением.
– Просто приехала провести кое-какие исследования, – объяснила Андреа. – Понимаете, готовлюсь к следующему заседанию попечительского совета. Насколько я помню, на втором этаже у вас весьма внушительная библиотека. – В конце концов, она ведь действительно член попечительского совета. Истинная ее цель заключалась в поисках возможного применения двадцати миллионам долларов, которые выделил ей Поль Банкрофт, однако Андреа рассудила, что лучше никому не говорить про этот неожиданный его поступок. Возможно, кто-то увидит в нем избирательную симпатию. В данный момент молчание казалось Андреа самым мудрым решением. – Кроме того, я хочу вернуть те документы, которые ваш человек привез мне вчера.
– Вы очень обязательны, – холодно улыбнулась женщина. – Это отрадно. Я принесу вам чай.
Один за другим из комнат выходили технические сотрудники фонда, здоровались с Андреа, предлагали ей помощь в том случае, если у нее возникнут какие-нибудь вопросы. Андреа поражалась, как заботливо к ней отнеслись.
Быть может, даже чересчур заботливо? Не стоит ли за желанием помочь в работе стремление проследить за ней? На протяжении первых двух часов Андреа усердно копалась в данных, получая цифры относительно программ здравоохранения в отсталых странах. Она была вынуждена признать, что спектр доступных источников информации производил впечатление и представлены они были соответствующим образом. На полу из темного паркета возвышались изящные, но крепкие шкафы, облицованные шпоном орехового дерева, полки которых были заставлены книгами и объемистыми папками. В одном углу библиотеки Андреа наткнулась на мальчишку со светлыми вьющимися волосами и пухлыми розовыми щеками. Брэндон. У него на коленях лежала кипа книг: толстый труд по естествознанию, работа какого-то русского математика по теории чисел и экземпляр «Критики практического разума» Канта. Не совсем то, что читают тринадцатилетние подростки! Увидев Андреа, Брэндон просиял. Он выглядел уставшим; у него под глазами темнели круги.
– Привет! – улыбнулся он.
– Привет, – ответила Андреа. – Решил запастись легким чтивом?
– Вообще-то да. Вам что-нибудь известно про ланцетовидного печеночного сосальщика? Я тут просто протащился. Это такой крошечный червячок, а жизненный цикл у него – просто дух захватывает.
– Так, дай-ка догадаюсь сама. Каждый день он мотается на работу в Нью-Йорк, и так до самой пенсии, после чего он перебирается в Майами и живет там до тех пор, пока не кончается завод пружины.
– Нет, вы несколько ошиблись. Ланцетовидный сосальщик добивается того, чтобы улитка исторгла его из себя, потом муравей, которому очень нравятся улиточные испражнения, его съедает. Оказавшись у муравья внутри, сосальщик забирается к нему в мозг и, по сути дела, его «лоботомирует», то есть препарирует. Он программирует муравья забраться на вершину травинки, после чего парализует ему челюсти, и муравей так и остается прикованным к травинке, где его рано или поздно съедает овца.
– Гмм. – Андреа скорчила гримасу. – Червячок программирует муравья быть съеденным. Очень любопытно. Наверное, у каждого свои представления о том, как нужно проводить время.
– На самом деле речь идет о борьбе за существование. Понимаете, внутренности овцы – это то самое место, где ланцетовидный сосальщик занимается размножением. Так что, как только овца покакает, мир обогатится миллионами новых сосальщиков. Готовых проникать внутрь муравьев и программировать их на самоуничтожение. Ланцетовидный печеночный сосальщик правит.
– А у меня ум за разум заходит, когда я пытаюсь разобраться с птичками и пчелками, – покачав головой, усмехнулась Андреа.
Через какое-то время, когда молодая женщина ставила обратно на полку коробку с компакт-дисками, на которых была собрана информация о заболеваниях и смертности в странах третьего мира, предоставленная Всемирной организацией здравоохранения, она поймала на себе пристальный взгляд седовласой библиотекарши.
Андреа приветливо улыбнулась. Женщине было лет шестьдесят; выцветшие волосы обрамляли розовое, слегка оплывшее лицо. Определенно, Андреа видела ее первый раз в жизни. На столе перед женщиной лежал лист с наклейками, которые она закрепляла на коробках с дисками.
– Прошу прощения, мэм, – робко промолвила библиотекарша, – но вы напомнили мне одну женщину. – Она замялась. – Лору Банкрофт.