С началом войны Кузнецова, под новым псевдонимом «Пух», заносят в список спецагентов, предназначенных для заброски в Германию. Его долго и тщательно готовят сотрудники украинского отдела 4-го управления НКВД — непосредственно заместитель начальника отдела Л.И. Сташко, начальник отделения капитан госбезопасности А.С. Вотоловский, его заместитель лейтенант госбезопасности С. Л. Окунь и сотрудник отделения, сержант госбезопасности Ф.И. Бакин. Однако заброска все откладывалась и откладывалась, судьба разведчика неоднократно перерешалась. В конце концов, в июне 1942 года Николай Кузнецов обратился к своему руководству со следующим рапортом:

«Настоящим считаю необходимым заявить Вам следующее: в первые же дни после нападения гитлеровских армий на нашу страну мною был подан рапорт на имя моего непосредственного начальника с просьбой об использовании меня в активной борьбе против германского фашизма на фронте или в тылу вторгшихся на нашу землю германских войск. На этот рапорт мне тогда ответили, что имеется перспектива переброски меня в тыл к немцам за линию фронта для диверсионно-разведывательной деятельности, и мне велено ждать приказа. Позднее, в сентябре 1941 г., мне было заявлено, что ввиду некоторой известности моей личности среди дипкорпуса держав оси в Москве до войны… во избежание бесцельных жертв, посылка меня к немцам пока не является целесообразной. Меня решили тогда временно направить под видом германского солдата в лагерь германских военнопленных для несения службы разведки. Мне была дана подготовка под руководством соответствующего лица из военной разведки. Эта подготовка дала мне элементарные знания и сведения о германской армии… 16 октября 1941 г. этот план был отменен, и мне было сообщено об оставлении меня в Москве на случай оккупации столицы германской армией. Так прошел 1941 год. В начале 1942 г. мне сообщили, что перспектива переброски меня к немцам стала снова актуальной. Для этой цели мне дали элементарную подготовку биографического характера. Однако осуществления этого плана до сих пор по неизвестным мне причинам не произошло. Таким образом, прошел год без нескольких дней с того времени, как я нахожусь на полном содержании советской разведки и не приношу никакой пользы, находясь в состоянии вынужденной консервации и полного бездействия, ожидая приказа. Завязывание же самостоятельных связей типа довоенного времени исключено, т. к. один тот факт, что лицо “германского происхождения” оставлено в Москве во время войны, уже сам по себе является подозрительным. Естественно, что я, как всякий советский человек, горю желанием принести пользу моей Родине в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих. Бесконечное ожидание (почти год!) и вынужденное бездействие при сознании того, что я безусловно имею в себе силы и способности принести существенную пользу моей Родине в годину, когда решается вопрос, быть или не быть, страшно угнетает меня. Всю мою сознательную жизнь я нахожусь на службе в советской разведке. Она меня воспитала и научила ненавидеть фашизм и всех врагов моей Родины. Так не для того же меня воспитывали, чтоб в момент, когда пришел час испытания, заставлять меня прозябать в бездействии и есть даром советский хлеб? В конце концов, как русский человек, я имею право требовать дать мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага, вторгшегося в пределы моей Родины и угрожающего всему нашему существованию! Разве легко мне в бездействии читать в течение года сообщения наших газет о тех чудовищных злодеяниях германских оккупантов на нашей земле, этих диких зверей? Тем более что я знаю в совершенстве язык этих зверей, их повадку, характер, привычки, образ жизни. Я специализировался на этого зверя. В моих руках сильное и страшное для врага оружие, гораздо серьезнее огнестрельного. Так почему же до сих пор я сижу у моря и жду погоды? Дальнейшее пребывание в бездействии я считаю преступным перед моей совестью и Родиной. Поэтому прошу Вас довести до сведения верховного руководства этот рапорт. В заключение заявляю следующее: если почему-либо невозможно осуществить выработанный план заброски меня к немцам, то я с радостью выполнял бы следующие функции:

1. Участие в военных диверсиях и разведке в составе парашютных соединений РККА на вражеской территории.

2. Групповая диверсионная деятельность в форме германских войск в тылу у немцев.

3. Партизанская деятельность в составе одного из партизанских отрядов.

4. Я вполне отдаю себе отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду на дело, т. к. сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание дает мне силу выполнить мой долг перед Родиной до конца.

3 июня 1942 г. “Колонист”, г. Москва».

Кроме прочего, из приведенного документа видно, что на самом деле Кузнецов вовсе не был «разведчиком военного времени», наспех завербованным инженером с «Уралмаша», а получил прекрасную профессиональную подготовку.

И вот, наконец, его многочисленные просьбы были приняты во внимание, и летом 1942 года он был зачислен в отряд особого назначения 4-го управления НКВД, которым командовал Д.Н. Медведев («Тимофей»). В августе 1942 года его забросили в глубокий тыл противника, в Сарненские леса Ровенской области. В связи с особой важностью заданий, стоявших перед Кузнецовым, он был законспирирован даже в самом отряде, в котором значился как Николай Васильевич Грачев.

Действовать Кузнецову предстояло в городе Ровно, превращенном немцами в столицу рейхскомиссариата «Украина». Здесь находились основные штабы и учреждения немецкой администрации, в том числе и резиденция рейхскомиссара Украины Эриха Коха. Одновременно Ровно являлся и центром генерал-бецирка «Волынь». В городе также функционировали немецкий суд во главе с оберфюрером СА Альфредом Функом, штаб командующего «Остентруппен» (восточные войска) генерал-майора Ильгена, штаб начальника тыловых воинских частей на Украине генерал-лейтенанта Китцингера и другие учреждения.

Кузнецов действовал под именем обер-лейтенанта Пауля Вильгельма Зиберта, кавалера двух «Железных крестов». Прекрасное знание языка, умение сходиться с людьми, огромная сила воли и смелость превращали его в идеального исполнителя спецопераций. Главной задачей, стоявшей перед ним, была ликвидация рейхскомиссара Украины Эриха Коха.

К моменту прибытия Кузнецова в отряд охота на Коха уже шла полным ходом. Один за другим в штабе отряда разрабатывались планы его уничтожения. Один из таких планов носил название «Самодеятельность». В соответствии с ним группа бойцов в количестве 23 человек под командованием Николая Кузнецова, переодетых в военную форму и владевших немецким языком, должна была произвести налет на резиденцию, что называется, «в наглую». Для этого группу специально обучали исполнять немецкие песни. Однако от плана пришлось отказаться — выяснилось, что немцы не такие уж дураки и охрана резиденции поставлена должным образом.

Другой план предусматривал ликвидацию гауляйтера 20 апреля 1943 года на большом митинге по случаю дня рождения фюрера. Группа разведчиков во главе с Николаем Кузнецовым явилась на площадь. Они должны были забросать трибуну гранатами, а затем скрыться. Однако объект охоты в Ровно в тот день не приехал. Еще один план предусматривал ликвидацию Коха, который регулярно прилетал в Ровно из своей кенигсбергской резиденции, по дороге из аэропорта. В шести километрах от города, у села Тынное, была устроена засада. Но партизаны так и не дождались гауляйтера. Как оказалось, он срочно вылетел в Берлин, на похороны погибшего 2 мая 1943 года начальника штаба СА Лютце.