Заведение, именуемое «Чай и женьшень Тен Рена», находилось в нескольких сотнях футов от угла. Нора толкнула дверь и оказалась в длинном, светлом и очень чистом помещении. Воздух в чайной полнился самыми разными и чрезвычайно тонкими ароматами. Поначалу ей показалось, что в зале никого нет, однако, оглядевшись еще раз, она увидела Пендергаста. Агент сидел за столиком в дальнем конце зала между двумя застекленными витринами с образчиками женьшеня и имбиря. Девушка была готова поклясться, что всего за секунду до этого стол был пуст.

– Вы пьете чай? – спросил Пендергаст, знаком руки приглашая ее сесть.

– Иногда, – ответила Нора.

Ее поезд простоял между станциями двадцать минут, и у нее была масса времени на то, чтобы продумать линию своего поведения. Девушка решила закончить это свидание как можно быстрее.

Однако специальный агент ФБР явно никуда не торопился. Они сидели молча, пока Пендергаст изучал листок, заполненный китайскими иероглифами. Если это был перечень чаев, которые предлагались в этом доме, то он казался ей слишком длинным. Такого количества сортов чая существовать просто не может.

Пендергаст повернулся лицом к хозяйке – миниатюрной жизнерадостной женщине – и что-то быстро произнес по-китайски.

Хозяйка ответила ему на том же языке, отошла и скоро вернулась с фарфоровым чайником в руках. Она налила напиток в крошечные чашки и поставила одну из них перед Норой.

– Вы говорите по-китайски?

– На мандаринском наречии довольно слабо. Однако должен признаться, что кантонским диалектом владею гораздо свободнее.

Нора замолчала. Почему-то она совсем не удивилась.

– «Царский чай», – сказал Пендергаст, показывая взглядом на ее чашку. – Один из самых тонких вкусов и ароматов в мире. В нем используются только молодые листья с кустов, растущих на южных склонах гор. Сбор ведется лишь весной.

Нора подняла чашку, и нежный аромат коснулся ноздрей. Она сделала маленький глоток, ощутив смесь вкуса зеленого чая со сложной примесью каких-то других, удивительно ласковых ароматов.

– Очень приятно, – сказала она, возвращая чашку на стол.

– Рад слышать, – ответил Пендергаст, подняв на нее глаза.

Затем он что-то сказал по-китайски. Хозяйка наполнила чаем пакет, взвесила его, запечатала, написала цену на пластиковой этикетке и протянула пакет Норе.

– Это для меня? – спросила девушка.

Пендергаст молча кивнул.

– Я не хочу от вас никаких подарков.

– Прошу вас, возьмите. Этот чай весьма способствует пищеварению, и кроме того – он прекрасный антиоксидант.

Нора с недовольным видом взяла пакет в руки и, увидев цену, воскликнула:

– Постойте! Неужели двести долларов?!

– Вам хватит его на три-четыре месяца, – ответил Пендергаст. – Совсем недорого, если принять во внимание...

– Послушайте, мистер Пендергаст, – сказала девушка и положила пакет на стол, – я пришла только для того, чтобы сказать вам, что работать с вами больше не стану. На кон поставлена моя работа в музее. И пакет чая не заставит меня изменить решение, пусть он даже стоит двести баксов!

Пендергаст внимательно слушал ее речь, едва заметно наклонив голову.

– Они потребовали – и сделали это без всяких экивоков, – чтобы я прекратила с вами всякое сотрудничество. Мне нравится то, что я для вас делала. Но если я и дальше буду вам помогать, то потеряю работу. Один раз это уже произошло, когда закрылся музей Ллойда. Потерять работу вторично я позволить себе не могу. Мне она очень нужна.

Пендергаст молча кивнул.

– Брисбейн и Коллопи дали мне деньги на радиоуглеродный анализ, и я могу продолжать работу. Теперь у меня не останется свободного времени.

Пендергаст продолжал хранить молчание.

– Да и зачем я вам нужна? Я археолог, а потенциальный объект моего исследования уничтожен. Копия письма у вас есть. Вы работаете в ФБР, и десятки специалистов с готовностью прибегут вам на помощь, стоит вам пошевелить пальцем.

Пендергаст молчал, и Нора отпила немного чая. Когда она возвращала чашечку на блюдце, ее рука задрожала, и фарфор издал слабый звон.

– Итак, – сказала она, – вопрос исчерпан.

Теперь заговорил Пендергаст:

– Мэри Грин жила в нескольких кварталах отсюда. Чуть дальше по Уотер-стрит. Дом номер шестнадцать. Здание все еще на своем месте, и до него всего пять минут ходьбы.

Нора посмотрела на него, вскинув от удивления брови. Ей и в голову не приходило, насколько близко они находятся от округи, в которой когда-то обитала Мэри Грин. Она вспомнила о написанной кровью записке. Мэри Грин знала, что обречена на смерть. Ее последнее желание было очень простым – девочка не хотела умереть в полной безвестности.

Пендергаст ласково положил ладонь на руку Норе и сказал:

– Пошли.

Нора почему-то не стряхнула его ладонь. Пендергаст перекинулся несколькими словами с хозяйкой, взял пакет с чаем, слегка поклонился, и через несколько секунд они уже оказались на кишащей людьми улице. Они прошли по Мотт-стрит, пересекли Баярд-стрит и Чатам-сквер и оказались в лабиринте примыкающих к Ист-Ривер темных, узких улочек. Солнце давно опустилось за горизонт, и силуэты крыш были едва заметны на фоне умирающей вечерней зари. Дойдя до Кэтрин-стрит, Пендергаст и Нора свернули на юго-восток. Когда они проходили Генри-стрит, девушка с любопытством посмотрела на строительную площадку фирмы «Моген – Фэрхейвен». Работы по строительству жилой башни значительно продвинулись. Мощный фундамент был закончен, и на нем уже вырос довольно высокий каркас будущего здания. Из бетона торчали металлические стержни, похожие в полусумраке на стебли гигантского тростника. От угольного тоннеля, естественно, ничего не осталось.

Еще пара минут – и они оказались на Уотер-стрит. По обеим сторонам улицы стояли допотопные здания каких-то мастерских, складов и обветшалые жилые дома. Чуть дальше лениво текла Ист-Ривер. Лунный свет придавал воде лиловый оттенок. Почти прямо перед ними темнела громада Манхэттенского моста.

Пендергаст остановился напротив старого жилого дома, выходящего одной стороной на речной пирс, которым заканчивалась Маркет-стрит. Дом все еще оставался заселенным, одно из окон теплилось желтым светом. На фасаде первого этажа была металлическая дверь, рядом с которой находился помятый домофон с несколькими кнопками.

– Вот он, – сказал Пендергаст. – Дом номер шестнадцать.

Некоторое время они молча стояли в густеющей темноте. Первым нарушил молчание Пендергаст:

– Мэри Грин принадлежала к рабочей семье. После того как ферма отца в северной части штата разорилась, семейство перебралось сюда. Отец работал в порту грузчиком. Но когда девочке было всего пятнадцать, родители умерли во время локальной эпидемии холеры, вызванной скверной водой. На руках Мэри остались семилетний брат Джозеф и пятилетняя сестренка Констанция.