Было десять – осталось четверо. Эти четверо сумели-таки сомкнуть щиты, отбиваются… Им, наверное, кажется, что у берсерка – сто рук. Еще минус один. Норег падает с топором во лбу. Освободившейся рукой Медвежонок ловит брошенное с дальней лодки копье и швыряет обратно с такой силой, что лучника, в которого оно попало, перекидывает через борт.

А вот и я, мальчики! У меня появилась идея, ради которой стоит рискнуть…

Занемевшие в холодной воде ноги – как две чушки. Но они послушно несут меня по отмели.

Тройка, удерживающая Медвежонка, явно не рада моему появлению. Нет, парни, я не к вам. Прыжок на нашу лодку, с нашей – на чужую… Стрелы так и сыплются, но я успеваю раньше. Помогает то, что на дальних лодках не понимают, чего я хочу…

А хочу я… Мой щит – как дикобраз… А хочу я… Взмах Вдоводела… Я роняю и меч, и щит, цепляюсь за шкот… Я на палубе, меня прикрывают борта. Достать только навесом, а на такое у норегов-стрелков квалификации не хватит… Перекатываюсь, перехватываю, тяну шкот… Эх, мне бы Стюрмирову силенку… Ну да ничего. Ползет парус, ползет вверх… Теперь – закрепить.

Я хохочу. Мне весело. Парус перекрыл просвет между скалами. Представляю, как ругаются теперь стрелки… А что Медвежонок? Минус три. И – задумчиво-ищущий взгляд: кого бы еще порешить?

Если никто не подвернется, он выйдет из транса, сохранив некоторое количество сил.

И тут ко мне приходит Счастье. Мир преображается. Белый Волк взмахивает пушистым хвостом и прыгает с палубы на камень.

Ты пришел, мой Белый Брат! Как я скучал по тебе!

Я отшвыриваю ненужный щит и вспрыгиваю на камень вслед за моим волчарой. Отсюда, сверху, видно, как ползет к нам еще одна лодка. Узкий нос рвет воду, гнутся весла, сгибаются и разгибаются спины… Меня видят трое. Один – на носу и двое на корме. Но сделать они не успевают ничего. Перепрыгриваю на соседний камешек, толкаюсь двумя ногами, взлетаю над водой и после восхитительно долгого полета оказываюсь на плечах согнувшего спину гребца. Мимоходом уколов его в шею, я соскакиваю на палубу и верчусь пьяным дервишем, бросая клинок сразу во все стороны. Красные брызги, мельтешение тел… Вращаясь, я двигаюсь к корме, где кормчий, выпучив глаза, широко разевает рот, а рядом с ним удивительно медленно замахивается копьем совсем молодой безбородый норег в кожаной куртке…

Копье прошивает воздух всего в ладони от моей головы. Молодой с воплем прыгает за борт – успел. А вот кормчий не успевает. Да и куда ему прыгать – с таким железным грузом. Я протыкаю его обшитую бляхами куртку, проворачиваю клинок и, выдернув, разворачиваюсь к тем, кто еще жив. Мне чертовски весело. Я как будто внутри хрустального шара, который вертится, вертится… И высверки моего клинка не дают никому коснуться сверкающей поверхности…

Как всегда, всё кончается слишком быстро. Палуба пуста. Я вижу с полдюжины пловцов, удирающих в сторону третьей лодки, где поспешно ставят парус…

Мы победили.

– Разве это враги? – ворчит Медвежонок. – Хочу настоящих врагов, брат! Настоящих! Таких, как Лейф Весельчак! Надоело убивать тюленей!

Наши нореги и Тьёдар Певец глядят на меня и на Свартхёвди как на небожителей. Только что мы, вдвоем, убили семнадцать человек. И не бондов каких-нибудь, а бойцов.

Я понимаю, почему так произошло. Мы напугали их до чертиков. Сначала – берсерк Свартхёвди, потом вообще непонятный я. Если бы они дрались по-настоящему, исход был бы иным. Число ведь имеет значение. И еще какое. Но я в считаные минуты убил и их ярла, и их лучшего бойца. А потом мы как-то ухитрились выжить под градом стрел… Нет, мы победили не вдвоем. С нами был третий. Страх.

– Мелкие люди, – ворчит Медвежонок.

Он даже не выложился полностью. Так, поплясал немного. По глазам видно: хочет продолжения банкета…

Голова Гудрун лежит на моем плече. Моя жена тоже участвовала в бою. Брошенное ею копье пробило шею одного из врагов. Правда, тот не видел броска. Увидел бы, наверняка успел бы перехватить и увернуться. Но в бою не бывает «если бы». Ты или жив, или мертв.

Я обнимаю Гудрун, вдыхаю ее запах… И чувствую привкус крови.

Приключения кончились. Мы прибыли в столицу Хальфдана Черного Упплёнд, где благополучно встретились со стариной Красным Лисом.

Более того, я воссоединился со своим драккаром, сарай под который мне любезно предоставил Харальд Щит.

Теперь я у Лиса вообще в неоплатном долгу. Северный Змей! Мой драккар! Снова – мой! И попробуйте теперь сказать, что у викингов нет чести. Что это разбойники и убийцы, которые забирают все, что плохо и хорошо лежит, а думают только о добыче и так далее… С Геддой Соленым я расплатился собственными деньгами! И не теми, что были оставлены мной на попечение Лиса (эти вернулись автоматически), а теми, что хранились в денежном сундуке Северного Змея.

А ведь это были даже не мои деньги – совокупный капитал хирманов Лейфа Весельчака.

Но все, что было на Северном Змее, по определению, считалось моим. Так решил Мурха Красный Лис. То есть он без проблем присвоил бы и драккар, и имущество (вернее, поделил бы на всю команду в соответствии с долями), если бы я и Медвежонок отправились в Валхаллу. Но раз я жив, то получите и распишитесь, как говорится.

Кстати, Мурха Красный Лис был грамотным и свободно читал Библию отца Бернара. На латыни, что характерно.

Но вернемся к делу.

Хальфдан, как только до него дошла весть о нашем появлении, не замедлил выказать уважение. Прислал доверенное лицо, Харека Волка. Какое редкое имя, правда? Харек. Двухкоренное. Хаар[29]– высокий, рек – богатый, могущественный и тому подобное. Словом, крутой безмерно. А, как известно из классики, «как вы лодку назовете, так она и поплывет». Поэтому Хареков тут – море. А также – Хрёреков (славных и могущественных), Хореков и прочих. О Волках – аналогично. Сам я, к примеру.

Но, возвращаясь к Хареку Волку. Он был ярлом. Ярлом без территории, то бишь доверенным вождем конунга. Как позже пояснил мне Харальд Щит, Волк был кем-то вроде офицера по особым поручениям. Ну там, если прирезать надо кого втихую или предложить что-то… непопулярное.

В моем случае имелось предложение более чем позитивное. Хальфдан предлагал кров и стол в своем «дворце» мне и моим домашним.

Что характерно: Лису он не предложил. Хотя тоже можно понять: нас – раз, два и обчелся, а у ирландца – полный хирд проглотов. Жратвы не напасешься.

Я отказался. Максимально велеречиво. Мол, уже обещал своему старому другу Щиту остановиться под его кровом. Но всегда рад, и, как только, так сразу.