себе от перемен, случившихся в Маргарете. — Но, знаете ли, моя почтенная теща… С ней порой… э-э-э-э… трудно сладить. Возможно, какие-то ее черты все-таки передались по наследству и ждали нужного времени, чтобы проявиться…

Фея, тем временем, завывая и шипя, бросала в Маргарету заклинание за заклинанием, но та даже бровью не вела — то ли магии в них было вовсе мало, то ли сестрицы-феи предусмотрительно наделили свою посланницу нечувствительностью к проклятиям, то ли в самой Маргарете таились силы, о которых доселе мало кто догадывался. Позже она не раз говорила, что ради спасения дочери выдержала бы и не такую боль — и, следовательно, что-то она, да чувствовала. Но сколько бы ее не расспрашивали, что за проклятия посылала напоследок фея дерзкой смертной — Маргарета так никому и не призналась.

— Сударыня фея, — только и сказала она. — Поберегите силы! Отныне вам предстоит довольствоваться их остатками, а вместе с магией из вас рано или поздно уйдет и сама жизнь.

— Ах так⁈ — закричала фея-изгнанница, задохнувшись от возмущения. — Думаешь, я поверю хоть одному твоему слову, жалкая смертная? Мои сестры ни за что бы не опустились до того, чтобы говорить со мной через человека! Я не лишусь своих сил, мой мир не отречется от меня! Это все какое-то жульничество, обман!..

— Не стоит искать всюду отражение своих пороков, — коротко ответила Маргарета, и ответ этот взбесил фею так, что она взметнулась до потолка, простирая свои черные руки-крылья. На мгновение показалось, что силы и впрямь вернулись к ней — но спустя мгновение тьма вздрогнула, еще и еще, покрываясь рябью. А затем мерцающий и дрожащий сгусток черноты попросту лопнул, точно мыльный пузырь. Брызги тьмы вперемешку со звездной пылью разлетелись во все стороны, заставив всех отвернуться и зажмуриться — никому не хотелось попробовать угасающее волшебство еще и на вкус.

Когда люди — юные и постарше, — все же решились посмотреть на то, что осталось от феи, их взглядам предстала крохотная румяная старушка в черном, к круглому сморщенному лицу которой совершенно не шел злой острый взгляд.

— Да что же это, — пискнула она чуть надтреснутым голосом, в ужасе потрясая маленькими ручками. — Мне предстоит жить в человеческом облике⁈

И вновь на ее вопрос могла ответить одна лишь Маргарета.

— Вы пришли в человеческий мир, покинув свой собственный, несмотря на извечные законы, — сказала она. — Неудивительно, что ваша природа изменилась. Сестры хотели предупредить вас об этом, да только вы и слушать их не стали. Что ж, при вас остались ваши знания, немного магии, и если вам подвернется еще один уединенный домик среди старого яблоневого сада — года ваши продлятся на зависть прочим смертным.

На этот раз фея не стала спорить с Маргаретой, хотя старческое ее новое лицо исказилось, показавшись одновременно гневным и затравленным.

— Что ж… Что ж… — пробормотала она, о чем-то размышляя. — Не все потеряно! Не так уж плохо я знаю извечный закон — в нем всегда было полно лазеек… Мы еще посмотрим, кто кого!.. А ты, глупая Маргарета, не слишком-то радуйся моему падению. Уж не знаю, что там наболтали тебе мои сестры, но проклятие твоей дочери остается в силе — оно сотворено во времена моей полной силы, освидетельствовано туманами и звездами честь по чести и питается не моими силами, а всей сущностью Иных миров. Ей осталось недолго!.. Такова твоя пустая победа, смертная дочь лесного края!.. Не думай, что побывав посланницей у фей, ты теперь представляешь из себя что-то особое!..

И она, визгливо расхохотавшись, взмахнула рукой, рассыпая вокруг себя какую-то черную пыль, от которой чесались глаза и першило в горле. Мгновение — и комнату заполнили клубы едкого дыма, а переродившаяся фея исчезла, шустро юркнув к двери — точь-в-точь быстрая черная крыса. Впрочем, и Маргарете, и Одерику показалось, что перед тем старушка успела склониться к Ашвину и что-то ему быстро прошептать на ухо, отчего и без того измученное лицо юноши помрачнело.

Но в тот миг несчастным родителям было не до того: не сговариваясь, они бросились к едва живой Эли, невольно оттеснив в сторону Ашвина. Он замер рядом с ними, не желая мешать воссоединению семьи, и, надо сказать, немногим людям, только что узнавшим о своем праве на трон, приходилось чувствовать себя при этом настолько одинокими и ненужными.

…Последовать примеру феи хотела и госпожа Беренис, но тут уж господин Эршеффаль был начеку — со старой приятельницей иметь дело ему было куда привычнее, чем с волшебным созданием. Стоило только тетушке тронуться с места, как Эршеффаль громким окриком остановил ее.

— Куда это вы направляетесь, сударыня⁈ — вскричал он, преграждая ей путь и напоказ держась за эфес своей шпаги. — Хоть я и не ожидал вас здесь увидеть, несмотря на весьма подробные и достоверные описания любезной госпожи Маргареты, однако теперь полон желания услышать объяснения. Как вышло, что вы очутились здесь, вдали от нашей милой родины, да еще в компании каких-то головорезов и, да простят меня боги, проклятого бесовского создания⁈

— Не вашего ума дело, — окрысилась тетушка. — Не одному вам позволено бывать в соседних королевствах! Я прибыла сюда по делу, а теперь вижу, что пора возвращаться домой. А вы оставайтесь и ждите, по своему обыкновению, пока кто-то вместо вас загребет жар руками!..

— Вы отступили от своего слова и предали высочайшее доверие, сударыня!..

— Тому слову уж минуло шестнадцать лет! — отмахнулась госпожа Беренис. — А из-за вашей чрезмерной осмотрительности и осторожности, того и гляди, мы бы не дожили до лучших времен! Вы сбежали, когда запахло жареным, а я осталась, посчитав, что сумею увернуться и ударить в ответ. И, посмотрите-ка, кто оказался прав в итоге? Если бы вы согласились тогда со мной и не отослали мальчишку в лесную глушь, в чужое королевство, то я бы его короновала на следующий же день после смерти старого узурпатора!..

— Которого вы же и отравили, не так ли? — голос господина Эршеффаля зазвенел сталью. — Ох уж эта ваша торопливость, ох уж непомерные амбиции!.. Не зря я поспешил укрыть Ашвина! Его следовало спрятать как можно лучше — и от слуг узурпатора-злодея, и от ваших цепких кровавых рук!..

— То, что вы называете торопливостью и амбициями, — горделиво произнесла Беренис, расправляя плечи, — на самом деле орудие справедливости! Я отомстила за смерть истинного короля, которому