Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе сколько лет? – спросил первый мужчина.
– Тринадцать. Исполняется четырнадцать через…
– Работал когда-нибудь в книжном? – спросил второй.
– Да неважно, – вмешался первый. – Подожди.
Он захлопнул дверь, и до меня донеслись яростные перешептывания. Когда дверь отворилась, оба они улыбались.
– Сможешь приходить к двум часам? – спросил первый.
– Школа заканчивается в три.
– Ладно. Поздней поработаем над твоим расписанием.
Мы пожали руки, и первый представился Биллом, управляющим, а второй Бадом – помощником управляющего. Билл сказал, что может дать мне двадцать часов в неделю, по $2,65 в час – целое состояние. Я рассыпался в благодарностях и снова пожал ему руку, а потом хотел пожать руку Баду, но тот уже скрылся в подсобке.
Я помчался домой, сообщить новости маме.
– Боже! – воскликнула она, обнимая меня. – Это так нас выручит!
Я попытался умерить ее энтузиазм, предупредив, что мужчины в книжном довольно «необычные». Никакого другого слова подобрать к ним я не смог.
– Они тебя полюбят, – сказала мама. – Ты прекрасно умеешь общаться с необычными мужчинами.
Я не совсем понял, что она имеет в виду.
Я сильно волновался, как сложатся мои отношения с Биллом и Бадом, но в первые пару недель работы мы практически не пересекались. Явившись в магазин, я стучал в дверь подсобки, чтобы поздороваться, и больше не виделся с ними, пока не наступало время прощаться. Магазин входил в общенациональную сеть, но мне казалось, что Билл и Бад либо вышли из нее, либо в головном офисе про них просто забыли. Они воспринимали магазин как свою личную библиотеку, заказывали книги и журналы, которые их интересовали и отражали их отношение к миру, и редко высовывались из подсобки, которая служила Биллу заодно и спальней. Иногда по вечерам он засыпал с книгой в своем шезлонге за кулером с водой.
Сдержанные и застенчивые, Билл и Бад разительно отличались от парней из бара, и в свои первые недели в книжном я чувствовал себя настолько сбитым с толку и одиноким, что уже подумывал уйти. Затем ни с того ни с сего Билл и Бад вдруг заинтересовались мной, и когда в магазине не было покупателей – а их не было практически никогда, – стали приглашать меня постоять на пороге подсобки и поболтать.
Поначалу мне сложновато было поддерживать беседу, потому что некоторые их привычки ставили меня в тупик. Билл, к примеру, постоянно курил, но отказывался покупать пепельницу. Окурки он гасил о края столов в подсобке, и они так и торчали оттуда, напоминая выгоревший лес. Глаза у него выгорели тоже – от чтения, и стекла в очках Билла были толще его любимых русских романов. Он обожал русскую литературу и говорил о Толстом с обезоруживающей фамильярностью, словно мог в любой момент позвонить ему по телефону. У него имелось ровно два галстука – черный и зеленый, – оба вязаные, и когда в конце рабочего дня он снимал сегодняшний, то, не развязывая, цеплял его на гвоздик на стене, словно пояс для инструментов.
Бад в моменты возбуждения начинал нюхать кулак. Он нюхал его, словно розу, подаренную в честь победы в соревнованиях. Еще у него была привычка поправлять волосы, усыпанные перхотью, левой рукой с правой стороны, как делают орангутаны, демонстрируя при этом неистребимое пятно пота внушительных размеров у подмышки. Он постоянно подстригал ногти, и в магазине повсюду валялись обрезки: однажды я чуть было не протянул покупателю два четвертака вместе с полумесяцем ногтя Бада.
Билл и Бад оба боялись людей – всех, за исключением друг друга, – что и было причиной их добровольного заточения в подсобке. Второй причиной являлось чтение. Они читали постоянно, читали все, что было когда-либо написано, и проглатывали новые издания, прибывавшие каждый месяц, почему и удалялись от мира, словно средневековые монахи. Хотя обоим перевалило за тридцать, они жили с мамами, никогда не были женаты и, похоже, не стремились ни жениться, ни переезжать. Они не стремились вообще ни к чему, кроме чтения, и не интересовались ничем, кроме своего магазина, но с недавних пор вдруг прониклись любопытством ко мне. Билл и Бад расспрашивали меня про маму, про отца, про дядю Чарли и парней из бара, и были очарованы моими отношениями с «Диккенсом». Они спросили насчет Стива – почему он выбрал для бара такое литературное название, – что привело к беседе о книгах вообще. Билл и Бад быстро сообразили, что я люблю книги, но практически ничего не знаю о них. В ходе стремительного точечного допроса они убедились, что я по-настоящему знаком только с «Книгой джунглей» и «Микробиографиями». Они пришли в негодование и рассердились на моих учителей.
– И что же вы сейчас читаете в школе? – спросил Билл.
– «Алую букву», – сказал я.
Билл прикрыл рукой глаза. Бад понюхал кулак.
– Хорошо хоть, ты не сказал «Письмо Скарлетт», – вставил Бад. – Ты в курсе, что это не продолжение «Унесенных ветром»?
– И как, тебе нравится? – спросил Билл.
– Вообще-то скучновато, – ответил я.
– Ну естественно, – сказал Билл. – Если читать вне контекста. Тебе же тринадцать!
– На самом деле, исполняется четырнадцать через…
– То есть ты все знаешь