Реальные ответы должны были выглядеть так: a) нет; b) никогда. Не возникало сомнений в том, что человек, составлявший вопросы, знал об этом. Однозначно сказать, как должно выглядеть удовлетворительное объяснение таких ответов, было невозможно. Ничем не отличалась и ситуация с остальными вопросами, которые были еще жестче.

Когда я протянул перечень Гилпатрику, он быстро проглядел его, кивнул головой и сказал с уважением: «Да, это очень… глубокие вопросы». Потом он прочитал вопросы более внимательно, тепло поблагодарил меня и отправил их без изменений в объединенный штаб, снабдив сопроводительным письмом.

Эти вопросы ставили Объединенный комитет начальников штабов в сложное положение. Все понимали, что ложь и уклонение от ответа не останутся незамеченными. Однако в случае честного ответа членам Объединенного комитета придется одновременно подать в отставку. Боб Комер, заместитель Макджорджа Банди в СНБ, высказался еще жестче. Прочитав проект у себя в офисе по соседству с Белым домом, он сказал мне: «Будь они японскими генералами, им пришлось бы сделать харакири после такого».

Но генералы и адмиралы, которые получили вопросы, были не японскими. Никто из них не кончил жизнь самоубийством, но они услышали послание. Уже через несколько часов после отправки вопросов начальник объединенного штаба названивал Гарри Роуэну. По словам Гарри, он звучал очень обеспокоенно: «Вам известно что-нибудь о вопросах, которые мы только что получили от Гилпатрика?»

Гарри сказал: «Возможно».

Наступила пауза, а затем начальник штаба выпалил: «Кто написал их?»

Гарри отказался сообщить ему. На этом разговор завершился.

В тот период военные работали денно и нощно, чтобы выполнить в срок многочисленные исследования по заданию министра обороны, но это был единственный набор вопросов так и оставшихся без ответа. Когда подошел срок, начальник объединенного штаба запросил дополнительное время, потом запросил вторую отсрочку, третью… На очередной встрече я поинтересовался у Гилпатрика, как обстоят дела, и узнал, что официального ответа все еще нет. Он так и не был получен.

«Все отлично, – ответил Гилпатрик. – Они у нас на крючке. Если они попробуют перечить нам по новым планам, то мы можем просто сказать: “Ну тогда вернемся к обсуждению ваших старых планов”. И мы снова вытащим эти вопросы на свет».

Тем временем мое пересмотренное руководство по основным принципам обеспечения национальной безопасности было подписано министром обороны, направлено Объединенному комитету начальников штабов и в конечном итоге превратилось в новую политику. (Президент Кеннеди решил не выпускать новые BNSP от своего имени.)

* * *

Как оказалось, один из вопросов, сформулированных мною для Гилпатрика, ожидала иная судьба. В составе общего перечня он был направлен в объединенный штаб и остался без ответа точно так же, как и все остальные вопросы. Однако Боб Комер из Белого дома выбрал его для направления в Объединенный комитет начальников штабов в качестве президентского запроса. Так вот, этот вопрос, к моему удивлению, получил быстрый, конкретный и, по всей видимости, точный ответ.

Как я уже говорил в прологе, этот вопрос выглядел так: «Если ваши планы всеобщей [ядерной] войны пойдут, как задумывалось, сколько людей погибнет только в Советском Союзе и Китае?»

Формулируя изначально этот вопрос, я опирался на информацию Лукмана и его коллег из штаба ВВС и предполагал, что Объединенный комитет начальников штабов никогда не делал таких расчетов для текущих оперативных планов, которые предусматривали быстрое и гарантированное уничтожение целей, включавших в себя все крупные города Советского Союза и Китая. Такое предположение могло показаться странным, но для него имелись основания. Хотя я был знаком с процессом военного планирования и с самими планами, мне никогда не попадались подобные оценки. Полковники Лукман, Крэгг и другие говорили, что они тоже никогда не видели ничего подобного и не верят в их существование. Человеку, сталкивавшемуся с военной бюрократией, несложно было представить барьеры, которые стояли на пути таких исследований. Все объяснялось боязнью утечки информации и появления внутренних критиков планов, которые могут ужаснуться при виде реальных цифр.

Итак, по моим представлениям, Объединенный комитет начальников штабов должен был признать, что у него нет таких данных. Или ему придется запросить дополнительное время для выполнения расчетов. Любой вариант ответа должен был ослабить его позиции при защите существующих планов от предлагаемых нами альтернатив. «Как, вы даже не знаете последствий осуществления своих планов?» Чтобы еще больше затруднить задачу, я запрашивал данные только по Советскому Союзу и Китаю – это не позволяло просто сделать вид, что нужно дополнительное время для подсчета потерь где-нибудь в Албании.

Я не исключал, что они могли также выложить наобум какую-нибудь абсурдно низкую цифру. Единственные оценки, которые я видел в военных планах, имели именно такой характер. Они датировались 1950-ми гг. и варьировали от 1 млн убитых в Советском Союзе в планах начала десятилетия до 10–15 млн в планах несколькими годами позже. Это было смехотворно мало даже для эры атомных бомб (которые к тому времени значительно превышали мощность бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки). В эру термоядерного оружия старые оценки выглядели бы еще смехотворнее. Чудовищная недооценка служила бы с точки зрения внутренней бюрократии той же цели, что и планы вообще без оценок. Возможность быстрого представления реалистичной оценки я даже не рассматривал.

Я ошибался, как, впрочем, и обычно осведомленные полковники, которые меня консультировали. Оказалось, что объединенный штаб располагал адекватной компьютерной моделью для расчета подобных эффектов и смог дать Белому дому ответ в течение одного или двух дней. Как я уже говорил, эта информация имела гриф «Совершенно секретно – лично президенту», но, поскольку вопрос был мой, Комер пригласил меня в офис СНБ, чтобы показать ее.

Ответ был представлен в форме диаграммы, которая приведена в прологе. Из нее следовало, что в первые часы число жертв составит 275 млн, а в последующие шесть месяцев вырастет до 325 млн. Хотя это были данные только по Советскому Союзу и Китаю, быстрота ответа говорила о том, что у военных имелась действующая компьютерная модель и, возможно, результаты ручных расчетов по регионам. Так потом и оказалось. Я сформулировал для Комера дополнительный вопрос, касающийся соседних с советско-китайским блоком территорий, и объединенный штаб предоставил всеобъемлющие оценки так же быстро. Данные были в табличной форме.

По оценке, в странах Восточной Европы должны были погибнуть еще 100 млн человек в результате ударов в соответствии с нашими планами. В большинстве своем целями в этих странах были системы ПВО и другие военные объекты, но они находились рядом с городами (сами города не рассматривались в качестве целей). Чтобы проложить «воздушные коридоры» для бомбардировщиков, которые пойдут к Советскому Союзу через страны Варшавского договора, нужно было разбомбить все, что мешало их продвижению, – радиолокационные станции, средства ПВО, стартовые позиции ракет земля-воздух. (Вспомните замечание генерала Пауэра на брифинге по SIOP, на котором присутствовал Джон Рубел, о печальной судьбе Албании, где на пути наших самолетов к России находилась радиолокационная станция.) Хотя уничтожение населения в «порабощенных странах» не рассматривалось в качестве «бонуса» – как в случае Советского Союза и Китая, – большинство боеголовок, нацеленных на Восточную Европу, должны были взрываться на земле с максимальным образованием радиоактивных осадков.