— Братцы, — сказал магистр Роберт, — когда-то, когда я вступил на путь истинный и только начал проповедовать, я весь был — пламень и уксус. Но один мудрый старик, божий человек, сказал мне: «Роберт, религия — дело хорошее, только не годится слушать долгие проповеди на голодное брюхо».

Он подошел к кафедре и улыбнулся, показав аудитории крупные здоровые зубы. Обстоятельства заставили его включить в свой репертуар общительно-свойский тон.

— Давайте-ка поужинаем, — весело продолжал магистр Роберт, — а потом посидим и потолкуем, как бы вам с Божьей помощью выбраться на путь истинный.

Четырехпалый стал выводить людей из последних рядов, Валентин двинулся за ними. Надо полагать, вряд ли Боб-моряк пожелает вспоминать старые времена, а главное, очень хотелось есть. Но не успел он миновать последний стул у прохода, как прямо перед ним вырос магистр Роберт собственной персоной.

— Вы, — произнес Роберт христианнейшим своим тоном, — вы еще молоды, вам здесь не место.

Валентин поглядел на него в упор.

— Так уж и молод…

— Молоды, — с каким-то упорством настаивал магистр.

— Голод загнал.

— Мне кажется, — осторожно продолжал Роберт, — я уже встречал таких, как вы. Собственно, я даже знал когда-то человека, похожего на вас.

— Может, не в сходстве дело, — сказал Валентин. — Может, это просто был я.

— Возможно, — без особой радости сказал брат Роберт.

— Пожалуй, даже наверняка, — заметил Валентин.

— Пожалуй, что так, — почти сердито буркнул магистр Роберт. Он оттянул Валентина в сторону, давая пройти веренице ночлежников. — Хотите, немножко поговорим?

— Ага, — сказал Валентин.

Они прошли за портьеры в кабинет магистра Роберта размером с кладовку. Там стоял зеленый стол, два складных стула и СВЧ-печка. На стену Роберт повесил портрет Шарон Стоун из фильма «Быстрый и мертвый» — в роли женщины-стрелка..

— Когда я вас увидел… в зале… — задумчиво проговорил Роберт, знаком приглашая Валентина сесть, — я подумал, что вы чем-то отличаетесь от прочих.

— То же самое я подумал о вас, — сказал Валентин.

— Слушай, как тебя, — по-свойски сказал Боб-моряк. — Ты мне скажи, кто я?

— Магистр Роберт. М-ммм… проповедник.

— Верно, — сказал Роберт. — Ну а ты кто?

— Валентин.

Роберт поглядел на него озадаченно.

— Господи Иисусе! — вдруг воскликнул он. — Ты же тот чертов механик из Архангельска! — Подавшись вперед, он заглянул в щелку между портьерами и обернул к Валентину озабоченное лицо: — Слушай, друг, это здорово, что мы встретились и все такое прочее, только будь человеком, ладно? Понимаешь, у меня и так неприятностей по горло. Кто тебя на меня навел?

— Я пришел подхарчиться, Боб. Худо мое дело. Откуда, к черту, я мог знать, что ты здесь?

Роберт глядел на него сочувственно.

— Смотри-ка, кто бы сказал, что из тебя выйдет такой алкаш. Ты же был семейный мужик.

— Да уж, — покивал Валентин. — Мне крышка, это точно.

— Ты бедная заблудшая овца, — сказал Роберт важным голосом. — И вид у тебя неважнецкий.

— Дашь чего-нибудь пожевать, Боб?

Роберт вышел распорядиться, чтобы ужин принесли к нему в кабинет. Когда он вернулся и сел, Валентин спросил, почему он стал проповедником.

— Валентин, — ответил Роберт, — я всегда стараюсь мыслить как верующий человек. Каждый должен ежедневно возделывать свой маленький садик. А вообще-то у меня такое чувство, что в этом городишке назревают события, будут печь большой пирог, так что…

— Вообще-то это Вольтер говорил, — заметил Валентин, — насчет сада. А у него с верой как будто было напряжно… Он скорее был атеистом.

Роберт с интересом присмотрелся к нему:

— Для судового механика у тебя слишком много шурупов в башке.

— Все ржавые, — пожаловался Валентин.

— Ну как знаешь. Строптив ты, как я погляжу, несмотря на ржавые свои шурупы. Для таких, как ты, у меня другое жизнеописание есть. Рассказать?

— Отчего же нет? Жрать скоро принесут?

Роберт высунулся за портьеру, что-то крикнул, и ужин пожаловал. Тефтели с рисом, компот. Выглядело все не слишком аппетитно, но Валентин взялся за вилку, а Роберт начал рассказывать свою историю.

— В середине девяностых произошла в московском игорном мире такая история. Один крупный игрок, бизнесмен и горячая кровь, ушел в своеобразный запой. Играл почти месяц во всех VIP-залах города, в основном проигрывал. А ставки человек делал нешуточные, потому и проиграл очень много. К тому же совершенно запустил бизнес. И вот как-то в минуту просветления понял, что катастрофа неминуема, но и одолеть себя он не может: болен игрой, силы воли нет, чтобы остановиться. Тогда этот горячий, напомню, джентльмен решил, что если гора не идет к Магомету, то… Вышел он ранним утром из казино, сел в свой дорогой автомобиль и на изрядной скорости въехал в стеклянную стену заведения. Милиция, штраф, автомобиль сильно побит, стена вдребезги. Все это была малая кровь по сравнению с тем, что играть ему в этом казино было запрещено, а значит, и проиграть именно в этом месте он больше не сможет. Немного позже, но в этот же день отправился господин нарушитель в другое казино, где устроил дебош с переворачиванием столов. И здесь его внесли в черный список. В третьем заведении была устроена драка с избиением менеджера зала. Опять блек-лист. В четвертое господина просто не пустили: информация в городе распространялась быстро. Став в один день персоной нон-грата во всех казино Москвы, бизнесмен пустил всю свою энергию в работу. Преуспел более чем когда бы то ни было. Правда, страсть к игре никуда не ушла: и теперь он играет в игры политические. Но это уже, как говорится, совсем другая история. Соображаешь, что к чему?

— Соображаю… Пытался человек что-то изменить, да себя изменить не смог. А может, тряхнешь стариной да затеем что-нибудь на пару? — сказал Валентин. — Ненадолго, конечно, на время.

Роберт устремил на него кроткий взгляд.

— Стариной тряхнуть, говоришь? Ничего не выйдет. Да и какого дьявола можно сварганить с каким-то спившимся механиком?

— Я не в том смысле, — сказал Валентин. — Скажем, разве я не мог бы стать спасенным? Ты бы меня обратил, как того с четырьмя пальцами.

— Ты сам не понимаешь, что плетешь, — надменно оборвал его Роберт. — Он спасся по-настоящему. Я спас несчастного старика от пьянства, Валентин. Он — единственное мое моральное вознаграждение за всю эту фальшивку. Есть вещи, над которыми нельзя смеяться.

— А рабочие руки тебе не требуются? Посуду там помыть или что?

— Мужик, — сказал Роберт, хлопнув Валентина по плечу. — Ты все еще зеленый, хоть уже и седой. Я бы с радостью, просто с радостью взял тебя к нам. Но то, что дает город, — это кошкины слезы, а спонсорской помощи хватает на содержание лишь… Да что говорить, проблем много. Если б было куда тебя втиснуть, я бы втиснул. Да и ты ведь алкаш, верно?