— Вы, наверно, какой-нибудь университет кончали? — подумав, спросила она.

— Мы университетов не кончали, — шутливо ответил он. — Нам без надобности.

На конечной остановке вошли под навес, где торговали фруктами.

— А что вы делали, пока не стали перевоспитываться?

— Я-то? — переспросил Валентин. — Да все на свете.

— Ну, например?

— Машины чинил. В море плавал. Играл.

— Играли? — засмеялась Алла. — В карты, что ли?

— Музыку, — сказал Валентин, удивляясь, что произносит это слово вслух. — Я был в некотором роде музыкантом.

— Ух ты, — сказала Алла. — На саксофоне умеете?

— На рояле, — отозвался Валентин. — На гитаре. Джаз. И все на свете.

— И у вас было много денег?

— Ни гроша. Никогда в жизни.

— Значит, вы не бог весть какой музыкант, правда? — улыбаясь, заметила она. — То есть вы как раз вовремя получили постоянную работу?

Валентин ступил с тротуара и, пошатнувшись, сделал несколько шагов по банановой кожуре.

— Осторожно! — Алла протянула руку, чтобы поддержать его. — Это, наверно, с непривычки — ведь всю смену отработали без дураков.

— Я всегда считал, что к работе надо привыкать постепенно, — сказал Валентин. — Просто сегодняшний день у меня был очень долгим.

Перед ними остановился другой автобус, в нем было полно народу. Валентин и Алла взобрались в него и сели порознь на последние два свободных места. Валентина мгновенно сморил сон. Когда он очнулся, автобус почти опустел, впереди виднелись столбы эстакады, и над ними, на утреннем солнце, поблескивали бегущие машины. Алла тормошила его за плечо.

— Эй, поглядите-ка! Вам сюда надо?

— Что-то не пойму, — сказал Валентин, с трудом поднимаясь на ноги, — вроде бы сюда.

Улица была широкая, по обе ее стороны тянулись дешевые забегаловки и какие-то бессмысленные витрины. На ближнем перекрестке торчали четыре покосившиеся деревянные гостиницы с почерневшими от сажи балконами и вывесками, кое-как приляпанными над входом. Кажется, он проходил мимо них по пути к своему «Братству».

— Ну вот, — сказала Алла, — отсюда вы сами найдете дорогу. Спасибо за компанию.

Валентин следил взглядом, как она сошла на мостовую, проскользнула перед грузовиком с прицепом, который остановился, пропуская ее, и по-девчоночьи резво побежала на ту сторону улицы. Тротуар уже заполнила толпа пешеходов.

— Эй! — крикнул он, ринувшись вслед за ней в гущу проходивших машин. — Эй!

Она остановилась и подождала.

— Постойте минутку. Давайте чего-нибудь выпьем.

— Вам, наверно, сейчас нельзя, — сказала она. — Вы сразу отрубитесь.

— И не подумаю, — возразил Валентин. — Выпивка — это самая полезная штука на свете. Терапия. Перевоспитание.

Алла молча улыбнулась тротуару под ногами и дала себя увести в ближайший бар. Они взяли по бокалу пива.

— За перевоспитание…

Он выпил и вдруг вскочил, прижал руку к животу и нетвердыми шагами пошел за стойку. Лицо у бармена стало скучно-брезгливым.

— Вон в ту дверь, — сказал он. — Да смотри, аккуратно мне!

Валентин вернулся, неуверенно опустился на стул и потребовал еще бокал.

— Я же вам говорила, — сказала Алла.

— Ерунда, — ответил Валентин. — Я прекрасно себя чувствую.

— От одного стакана этой бурды у вас уже язык заплетается.

— Я человек впечатлительный, — сказал Валентин. — В этом все дело. Мне сейчас нужна хорошая компания…

— Вам нужно одно, — сказала Алла, вставая, — завалиться в постель. Я вот иду спать и вам советую.

Он отодвинул свой бокал и вышел за ней на улицу.

— Ладно, дурацкая была затея, — сказал он, — вы правы.

— Пока. Может, еще увидимся у лифта.

— Постойте. Где вы живете?

— Я уже дома, — ответила она. — Я живу наверху.

Он поднял голову.

— Снимаю квартиру, — объяснила она. — Мне неприятности не нужны.

— Давно?

— Недавно. Я из Химок.

— А чем раньше занималась?

— Цветы продавала.

— А теперь?

— Все вам скажи…

Они постояли на тротуаре. Люди проходили мимо, не обращая на них внимания, наверно, думали, влюбленная парочка поссорилась.

— Я вас к себе не приглашаю, если вы этого ждете. Так и знайте.

— А я и не жду, — серьезно сказал Валентин. — Я понимаю.

Она вытащила из сумочки сигарету, закурила, поморщилась и с отчаянием швырнула ее на тротуар.

— Да провались оно все, — сказала она. — Идем.

10

Старший оперуполномоченный местной уголовки Сергеенков показал Гордееву материалы дела о гибели Антона Малафеева, но делиться с адвокатом какой-либо неофициальной информацией категорически отказался. Всем своим видом он показывал, что присутствие адвоката в его кабинете ему глубоко неприятно. Он вперил взгляд в экран компьютера и занимался чем-то важным.

— Именно пристрастие к таким вещам Антона и сгубило, — сухо сказал он.

— Что поделаешь, — сказал Гордеев. — Любопытство сгубило кошку.

— Неуместное сравнение.

— В том-то и дело. Не хотелось бы употреблять его и впредь. Увы, я приехал слишком поздно. Меня просил помочь вашему Малафееву Вячеслав Иванович Грязнов.

Выражение лица матерого опера моментально изменилось.

— Могли бы меня предупредить, — пробурчал он, — что вы тоже…

— Что адвокат — тоже человек?

— Да ладно вам, — отмахнулся Сергеенков. — Сами ведь все про себя знаете. Ловишь тут, ловишь этих мерзавцев, а потом какой-нибудь ушлый деляга в суде все так обернет, что они еще и пострадавшими оказываются.

Гордеев не выдержал — заглянул к нему в монитор: оказалось, Сергеенков раскладывал пасьянс.

— Капитан, — сказал Гордеев, — не валяйте дурака! Слышите меня? Все заинтересованы в том, чтобы разобраться с гибелью вашего напарника. И кажется, он был ваш друг, верно? Вдруг я смогу помочь, я работал когда-то следователем, представьте себе.

— Ну, хорошо, — сдался опер. — Я же всей душой. Да что толку? Антон работал всегда сам и никого не посвящал в то, чем на самом деле занимался. Я знаю, что в городе появился фальшивомонетчик Простужаев.

— Оба-на, — сказал Гордеев.

— Знакомы, что ли?

— Еще бы, когда-то дело его вел. Так он же в завязке вроде?