Он достал из рюкзака бутылку с водой, отхлебнул из нее и начал понемногу подтягивать Кристин к уступу карниза. На все его оклики ответом была лишь зловещая тишина. Наверное, от удара Кристин всего лишь потеряла сознание… Но когда ее голова показалась над краем полки и он увидел, что желтый защитный шлем расколот словно ударом огромной кувалды, стало ясно, что дела плохи. Совсем плохи.

Втащив тело Кристин на полку, Майкл расстегнул на ней ремни и снял теперь уже пустой рюкзак, раскрывшийся в момент падения. Все, включая сотовый телефон, высыпалось из него и лежало где-то далеко внизу. Он проверил сердцебиение и ритм дыхания, потом раскатал спальный мешок. Шок стал отпускать, поэтому Майкл на время отвлекся от Кристин, вытащил из походной аптечки тайленол и проглотил сразу четыре таблетки. Затем попытался съесть второй протеиновый батончик, чтобы как-то поддержать силы. Но во рту так сильно пересохло, что батончик пришлось ломать на мелкие кусочки и проглатывать их целиком, запивая водой.

Последние лучи солнца окрасили западные хребты Каскадных гор бледно-розовым цветом, а Большое озеро далеко внизу чернело словно обсидиан. Майкл вспомнил, как еще недавно думал о том, какой удивительный вид открывается отсюда и что перед сном Кристин наверняка будет некоторое время просто сидеть и любоваться им. Она обожала смотреть на закаты, особенно в походах; Кристин говорила, что ей лучше спится под звездами, чем в четырехзвездочных отелях, в которых она иногда останавливалась с родителями. А звезды в ту ночь сверкали как начищенные.

Но температура падала.

Из камней, какие смог собрать, Майкл соорудил легкий заслон от ветра, потом, не снимая разбитого шлема, осторожно обмотал своей нейлоновой курткой голову Кристин. По счастью, ее лицо не пострадало и выглядело спокойным. Не искаженным болью. Это по крайней мере вселяло надежду. Теперь до самого рассвета, когда с первыми проблесками зари можно будет начать спуск, ему предстояло оставаться рядом с Кристин, поддерживать в ней тепло и бороться с собственной паникой.

Майкл еще раз изо всех сил дунул в свисток и, после того как звук достиг окружающих пиков и заглох, залез к ней в спальный мешок и прошептал на ухо:

— Не бойся. Я возвращу тебя домой. Обещаю, что возвращу тебя домой.

9 декабря, 13.00

Наверное, так чувствует себя астронавт, которого внезапно отстранили от полета.

— Я совершенно здоров! — повторил Дэррил, глядя, как доктор Барнс делает очередную запись в медицинской карте.

— А температура тела говорит об обратном, — возразила она. — Во время вчерашнего нырка ты заработал гипотермию, от которой еще не оправился. В общем, что бы ты там ни говорил, сегодня погружаться я запрещаю.

Как Дэррил и предсказывал, начальник разрешил повторное погружение, чтобы по крайней мере поднять со дна сундук. А «ледяную принцессу» ныряльщики могут выловить заодно, если только сама утопленница не будет против.

— Но Майклу-то ты позволила! — в отчаянии воскликнул Дэррил, прибегая к последнему аргументу.

— Майкл в порядке. Да и вообще, если ему вдруг взбредет в голову прыгнуть с моста, ты тоже прыгнешь следом? — усмехнулась Шарлотта.

Она сделала запись в медицинской карте, и Дэррилу стало окончательно ясно, что битва проиграна.

Биолог застегнул рубашку и встал из-за стола. Глубоко в душе он понимал: Шарлотта поступает правильно. Он действительно ощущал последствия погружения. Несмотря на море горячего чая и гору блинчиков с сиропом и маслом, очажок холода глубоко внутри выгнать никак не удавалось. Минувшей ночью Хирш спал, укрывшись всеми одеялами, какие нашел в комнате, и тем не менее в три часа ночи проснулся от сильного озноба.

— Зануда!.. — с обидой бросил Дэррил Шарлотте и вышел из лазарета.

В коридоре он наткнулся на Майкла, возвращающегося из кабинета Мерфи, которому относил свое медицинское заключение.

— Ну что? Разрешила? — поинтересовался журналист.

Когда Дэррил сообщил ему неутешительную весть, Майкл нахмурился.

— Хочешь, я поговорю с ней?

— Дохлый номер. Эта женщина высечена из кремня, так что тебе придется погружаться и совершать великое открытие без меня. А пока ты плаваешь, я буду в лаборатории попивать винцо из твоей бутылки. Думаю, сейчас оно окончательно оттаяло.

Похлопав биолога по плечу, Майкл пошел дальше, а Дэррил надел парку и шапку — даже во время самых коротких перебежек из модуля в модуль требовалась защита от лютой погоды — и транзитом через буфет, где совершил короткую остановку, направился назад, в лабораторию морской биологии.

Как ни странно, чертова склянка страшно заинтриговала ученого. Ну в самом деле: бутылка не повысит его репутацию, не сделает громкое имя в научном сообществе, но, с другой стороны, как часто человеку выпадает шанс изучить исторический артефакт? Он чувствовал себя одним из тех исследователей, которые очищают тарелки с «Титаника», чтобы в который раз увидеть, как под слоем наростов проявляется имя злосчастного корабля. А бутылка эта имела неплохие шансы оказаться значительно старше любого из судов компании «Уайт стар лайн».

Дэррил погрузил руку в емкость, наполненную морской водой теперь уже комнатной температуры, и вытащил бутылку. Обрывки этикетки с неразличимыми надписями остались плавать на дне. Когда он поднял ее к свету и наклонил, то с удовлетворением констатировал, что внутри плещется жидкость — вина в бутылке, вкус которого с возрастом, вероятно, достиг совершенства, вполне хватит, чтобы вечером отметить событие. А для рутинных тестов достаточно и нескольких капель. На случай если он когда-нибудь сподобится написать обо всем этом небольшую заметку в научном журнале, было бы здорово выяснить, какое вино попало им в руки.

Пробка сохранилась в первозданном состоянии, чему, видимо, поспособствовал толстый слой полярного льда, которым бутылка моментально обросла после попадания в воду. Дэррил взял штопор, только что позаимствованный на кухне, однако просто воткнуть его в пробку и грубо вытаскивать он опасался. Биолог намеревался откупорить бутылку как можно аккуратнее, чтобы избежать попадания в вино мелкого мусора. Для начала он зафиксировал бутылку в специальном зажиме, закрепленном с краю стола для препарирований; обычно зажим использовался для фиксации намертво сомкнутых раковин двустворчатых моллюсков. После беглого осмотра лаборатории для подбора подходящего инструмента Хирш остановил выбор на скальпеле, недавно стерилизованном в автоклаве, и с его помощью соскоблил остатки красного воска, которым было запечатано горлышко. Интересно было бы узнать, когда заливали воск, а главное — кто? Французский крестьянин во времена Людовика XVI? Итальянский винодел в эпоху Рисорджименто?[14]А может, какой-нибудь испанец, современник Гойи?

Дэррил сложил в стороне кусочки воска, затем просунул кончик скальпеля между пробкой и горлышком и начал осторожно вести инструментом по кругу. Замысел заключался в том, чтобы до применения штопора пробка сидела в бутылке максимально свободно. Сделав полный круг, Дэррил отложил скальпель и ненадолго отлучился к стереосистеме, чтобы включить торжественный марш из «Аиды», после чего под звуки фанфар приставил штопор к пробке и начал проворачивать рукоятку. Мгновение пробка сопротивлялась, затем спираль мягко вошла внутрь; Дэррил даже решил, что пробка просто-напросто разрушилась. Наконец штопор был ввинчен на всю глубину, осталось нажать на боковые рукоятки. Пробка плавно пошла вверх, а спустя мгновение раздался громкий хлопок, с которым она окончательно выскочила из горлышка.