– Понятно, – сказал Виктор. – Вы стали одержимы этой легендой, согласитесь?

– Одержим? Нет. Попробуйте присмотреться к игре света в стекле Дьявольского кубка, потратьте на это, как и я в свое время, несколько часов, и вы поверите легенде. Я говорил вам, что видел лицо в кубке, и я знаю, чье это было лицо. Карла-Хайнца Кляйнфельдера. Я видел своими собственными глазами его душу, запертую там, в кубке. Я говорил уже о великих композиторах или художниках, продолжающих жить в своих произведениях. Такая участь постигла Кляйнфельдера буквально, а не в переносном смысле. Беззвучно кричащий мертвец заперт в его собственном дьявольском шедевре.

Виктор помолчал несколько мгновений.

– А где вы впервые услышали эту легенду? – спросил он наконец.

– Где? Да все знают легенду о Кляйнфельдере и дьяволе. Это часть фольклора, связанного с производством стекла.

– Странно, – сказал Виктор; в его тоне не было и доли сомнения в правдивости Мачачека, – но мне так и не удалось найти записи этой легенды. И как я ни старался, никаких свидетельств о том, что у Каспара Лемана был такой ученик, не обнаружилось. Складывается впечатление, что вы единственный, кто знает эту легенду.

– Чепуха, все это знают, – бесстрастно выразил протест Мачачек. Лекарства делали свое дело, Виктор понял, что еще чуть-чуть, и пациент заснет.

– Хорошо, – сказал Виктор. – Как вы думаете, является ли эта легенда в действительности метафорой вашего соперничества с Антоном Калбачем? Смогли бы вы продать свою душу, чтобы превзойти Калбача? Превзойти как коллекционер?

– Нет. Такого не может быть. – Если бы не наркотики, этот ответ был бы агрессивным. – Я уже превзошел его.

– Но вы признаете, что убили Калбача? Вы берете на себя ответственность за его смерть?

– Да. Это сделал я. Он получил по заслугам.

– Расскажите мне, что произошло.

– Он подал на меня в суд, обвинил в том, что я украл Дьявольский кубок из его коллекции.

– Вы украли его?

– Я взял то, что было моим по праву. Получив уведомление о судебном процессе, я сразу же связался с ним и попросил прийти и обговорить этот вопрос. Я сделал так, что он поверил в то, что я собираюсь вернуть кубок. Он был мужчина крупный и явно считал, что встреча со мной не сулит ему никакой опасности. Он приехал. Я сказал ему, что мне очень жаль, что я не хочу создавать проблем. Я сказал, что хочу все исправить и готов немедленно вернуть кубок, и не только это – он сможет взять любой предмет из моей коллекции, любой, какой пожелает, лишь бы он отказался от иска. У меня была припасена бутылочка великолепного вина – токай, вы знаете, – мы выпили с ним по бокалу, и это его немного расслабило. Высокомерная свинья, он думал, что переиграл меня, унизил. Я позволил ему так думать. Я умолял его о прощении, сказал ему, что у меня в коллекции есть экземпляры, которые вполне могут конкурировать с Дьявольским кубком, и что я могу подарить ему один из них. Я рассказал ему историю кубка и признался, что у меня есть предметы, в которых тоже заточены человеческие души. Бесценные произведения, жемчужины моего собрания… Я сказал, что храню их в подвале. Я убедил его, что ему не доводилось видеть ничего подобного ранее, кроме, конечно, Дьявольского кубка.

– Он поверил и пошел с вами?

– Да. Я искренне хотел увидеть его реакцию в тот момент, когда он увидит витрины с моими сокровищами.

– И как он отреагировал?

– Он был ошеломлен. Он был потрясен. Потом он сошел с ума. Он кричал на меня, кричал как безумец, он говорил мне, что я сумасшедший, и грозился вызвать полицию. Но яд, который я положил в токай, уже подействовал. Он не смог преодолеть и половины лестницы в подвал.

– Он умер?

– Не там и не в этот момент. Я положил его в эмалированную ванну, которая была установлена в подвале для изготовления вещиц из стекла. Я раздел и связал его так крепко, чтобы он не смог шелохнуться, затем закрепил литейную форму над его головой. Мне уже приходилось проделывать это раньше, и по опыту я знал, что если жертва будет двигаться, в расплавленном стекле образуются пузырьки. – В этот момент, он сделал паузу, потом продолжил: – Вы знаете, я пошел на поводу у собственного высокомерия. Это был большой риск – использовать Антона Калбача для пополнения моей коллекции. Если бы я проявил осмотрительность и в качестве материала продолжал бы выбирать тех, кто со мной никак не связан, то собирал бы свою коллекцию и по сей день.

– Понятно, – ответил Виктор.

Он рассматривал фотографии, сделанные полицией в подвале Мачачека. Там была печь и все, что могло понадобиться стеклодуву-любителю. В витринах были расставлены громоздкие неуклюжие вазоны, в каждом вазоне был прозрачный, герметично запаянный шар, а в каждом шаре – в одиннадцати из них – хранилась голова молодой женщины. В течение одиннадцати лет Мачачек похищал и убивал по одной женщине. Он использовал как прикрытие свои поездки по разным уголкам страны, якобы необходимые ему для пополнения коллекции. В Пльзень он возвращался с пленницей в багажнике машины. Никому и в голову не приходило связать исчезновения несчастных с его командировками.

Головы жертв прекрасно сохранились. Даже самую первую из них практически не затронул процесс разложения. Двенадцатая голова принадлежала мужчине. Это был Антон Калбач.

Виктор взглянул на Мачачека, тот спал. Сколько ни пытался Виктор разбудить его, наркотический коктейль был слишком силен. Ничего не оставалось, как закончить сеанс, – пациент проснется через несколько часов. Он зафиксировал время окончания работы и выключил магнитофон.

…Это произошло в тот момент, когда Виктор повернулся спиной к пациенту, чтобы подойти к двери и дать команду санитарам отвезти Мачачека в палату.

– Вы все еще ищете меня, доктор? – раздался голос. Он исходил из уст Мачачека, но это был не его голос. Он был проникновенным и низким, намного ниже, чем писклявый тембр коллекционера стекла. Звук этого голоса эхом отозвался в стенах комнаты.

Вопрос был задан по-английски.

Виктор обернулся как ужаленный:

– Что вы сказали?

Но ответа не последовало. Мачачек спал или притворялся спящим. Виктор подошел к нему и грубо потряс за плечи.

– Что вы только что сказали? – спросил еще раз Виктор.

Коллекционер завозился, но так и не смог очнуться от глубокого сна.

Зашли санитары и забрали пациента. Виктор продолжал стоять посреди комнаты, пытаясь расслышать эхо странного голоса.

И чем больше он думал об этом – о том, как абсурден мир, в котором обычный бухгалтер из Пльзени превратился в беспрецедентно жестокого серийного убийцу, и этот убийца вдруг обратился к нему не своим голосом на незнакомом языке, – тем больше он убеждал себя в том, что ему просто послышалось.

Ах, если бы он не выключил магнитофон.

8

Еще тогда, во время первой прогулки в деревню с Юдитой, Виктор подумал, что трактиру, то есть дому, в котором он располагался, много веков. Прогулки с тех пор повторялись довольно часто, и каждый раз, заходя, он вынужден был немного наклоняться, чтобы не удариться головой о тяжелый, богато украшенный резьбой свод дверного проема. Однако до сегодняшнего дня он никогда не обращал внимания на то, что было вырезано на темном дубе. Картинка казалась знакомой. В переплетении веток и листьев скрывалась фигура некоего существа в крестьянской одежде. Тело было человеческим, а голова, повернутая в профиль, – медвежьей. Виктор вспомнил, что похожий резной декор он уже видел в замке, но здесь изображение было примитивнее.