Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Опускаться вниз всегда легче, чем карабкаться в гору. Легкая сладкая жизнь развитой цивилизации – это и есть съезжание вниз.
Когда ты тяжело трудишься – это и есть подъем к достижениям и совершенству. Когда живешь легко и безбедно – это и есть деградация: твои нервы не напряжены, твой ум не трудится в полную силу, твои мышцы не сводит усталость. И тело твое слабеет, ум слабеет, комфорт порабощает тебя подобно наркомании.
Человечество без трудов и страданий обречено на вымирание».
«За год я прочитала двадцать семь книг по сексологии, и лучше бы не читала ни одной.
Сложись моя жизнь иначе, и живи я в другом обществе, я не стала бы лесбиянкой: строго говоря, я никогда себя ею на сто процентов не чувствовала. И теперь, все обдумав, я обязана признать:
В итоге, в результате – все виды ЛГБТ-секса, все виды феминизма, весь современный левый активизм – ведет к вымиранию человеческой расы. То есть: это величайшее, тягчайшее преступление перед Всевышним и людьми.
Конец моей жизни трагичен. Я могу лишь поделиться своим опытом, своими размышлениями».
– Ни хуя себе!.. – сказал Дани. – Да она альт-правая. Слушай, ты же связалась со старой фашисткой.
– Ты совсем ее не знаешь, – отстранилась Шарон в раздражении. – Включи голову:
«Демография – это судьба. Огюст Конт. Если женщины перестают рожать и народ исчезает – к чему все идеи и занятия? А ведь нас все меньше и меньше.»
«Искусство прошло вершину. Литература прошла вершину. Новое стало просто разрушением старого. У бывших гурманов возник спрос на невиданную еще еду – на говно под соусами. А ведь это верный показатель того, что и цивилизация прошла вершину. Шпенглер навертел много культурологической дури. Но в сути он был прав… Дегенерация и вырождение искусства – это лакмусова бумажка вырождения цивилизации. Простите неуклюжий оборот.»
«Если человечество заменяет себя машинами, причем процесс этот постепенный и облечен в заботу о новизне и удобстве – то и книги перестают быть нужны, делаются все примитивнее, а потребность в чтении исчезает.
Исчезновение потребности в чтении – это исчезновение потребности быть людьми. Это машинизация существ, сегодня по инерции еще человеческих, а завтра уже механических.»
«Где нет борьбы насмерть, где нет готовности и необходимости убивать и умирать во имя сохранения своей семьи и рода, где нет жестокой нужды трудиться в поте лица своего ради выживания, ради пропитания семьи, где нет нужды и желания рожать много детей, ибо от них зависит твоя старость, сохранение семейного очага и жизнь народа и государства – там вместе с безопасностью и комфортом приходит расслабление и дрябность души и тела.
И тогда женщины и мужчины делаются мало способны к рождению детей, ширится бесплодие, кости делаются тонки и хрупки, мышцы мягки и слабы: наступает физическая дегенерация, физическое вырождение. Это самая страшная беда нашей расы, европейцев, белых людей.
Так говорит нам физиология. Так говорят и селекционеры. Это свидетельствуют и подтверждают заводчики собак и лошадей.
Нагрузка делает людей сильными. Выжившие и победившие в борьбе – сильные. Комфорт делает слабыми.
Комфорт убивает народ и расу. Это блаженная наркомания, сладкая смерть.»
«Отделение секса от деторождения – есть ослабление воли к жизни, энергии жизни. Либидо делается бесплодным, расходуется на наслаждение помимо продолжения рода. Весь пар от машины идет в свисток и декоративную вертушку.
Традиционная сексология, социальная сексология – права:
Любые замены нормального двуполого секса отклонениями, однополыми наслаждениями и союзами, всеми видами мастурбации и сексуальных игрушек и машин – это уничтожение человечества.
Учитывая, что мы стремительно вымираем – все это должно быть объявлено тягчайшими преступлениями против человечества!»
– Старая блядь! – с чувством выразился Дани. – Но она права, твоя поганая старуха. Какого хера она к тебе пристает?
– Не смей так говорить, – всхлипнула Шарон. – Она прекрасный человек. Она очень добрая. И несчастная. Я не могу бросить ее – это ее разрушит. И потом – я обязана помочь ей закончить книгу. Ты слушай:
«Когда нетерпимую тоталитарную идеологию ставят выше научных истин – это фашизм. Это самоуничтожение.
Идеология вопреки науке – это ложь, а ложь в масштабе народа и цивилизации – это нарушение обратной связи. А нарушение обратной связи – это гибель. Если животное считает врага другом, яд – пищей, а убежище – опасностью, оно обречено на смерть. Это постигло нас.
Страшно произнести правду, но правда бывает страшной:
Расы не равны по своим умственным способностям, темпераменту и склонности к организации. В равных условиях они ведут себя немного по-разному. Вообще все это всегда знали, пока не началась эпоха саморазрушения, названная «политкорректностью». Отрицать эту разницу, установленную серьезными добросовестными учеными и доказанную статистикой – означает разрушать цивилизацию.»
«Называть изучение особенностей разных рас расизмом, а достоверно установленные факты различия рас в некоторых деталях – научным расизмом есть сознательное преступление против человечества.
Ужас в том, что сегодня ложь и преступление во имя идеологических догм приказано считать единственно моральными, а противоречащую им правду – преступной.
Когда правда объявлена преступлением – эту цивилизацию уже ничто не может спасти.»
…Шарон не довела до конца редактирование этой книги. Потому что Рут ее не закончила.
В поисках ответов на главные вопросы она увлеклась историей и, поскольку зрение садилось от компьютера, накупила массу книг. В томительный предутренний час, когда все чувства угнетены смертной перспективой бытия, она предвидела, как ее тело найдут в неопрятной квартирке среди книжных завалов и клочков исписанной бумаги.
В полусне она как-то произнесла:
– Эта тьма никогда не рассеется.
И когда светало и становилось легче, заварив кофе и глядя в окно на редкие машины, она представляла, как читает лекцию по Древней истории в университете:
Конец Бронзового Века был неожиданным, необъяснимым и неотвратимым, говорила она. В XII веке до нашей эры неведомые ранее Народы Моря, воинственные и жестокие варвары, нахлынули на процветавшие государства Средиземноморья и Востока: Микены и Греция, Междуречье и Египет, великое Хеттское царство – все были сметены ими. Долгая засуха и ослабление развитых держав предшествовали разгрому и падению.
Дальше наступило страшное. Триста и четыреста лет длились Темные Века. Разрушалась и исчезала культура, забывались ремесла, утеряны были секреты строительства. Уже никто не верил, что были до них дома в несколько этажей, и водопровод с холодной и горячей водой, исчезла письменность и не осталось грамотных людей, забыты оказались науки и искусства.
Но нравы были просты и суровы. Необходимость выживать заставляла напрячь все силы. А главное – у них было время. И кроме примитивной металлургии