– Нет уж, простите, у меня записано… – Любегин поставил коробку с пирожными на тумбочку и полез в карман за запиской. Достав смятый листочек, он долго разворачивал его, уронил на пол, нагнулся, чтобы поднять, одновременно рукавом задел коробку, поймал ее на лету, но поскользнулся и, падая, своротил телефонный аппарат.

Аппарат не разбился, но гудок отчего-то пропал – видно, контакт отпаялся. Любегин лежал на полу – такой несчастный, что Надежда поневоле успокоилась.

– Вставайте уж, – сказала она, – надеюсь, ничего себе не сломали?

– Я – нет, – ответил он, вздыхая, – но вот они… – он вытащил из-под себя смятую коробку.

– Что это было? – осведомилась Надежда.

– Эклеры, обсыпные…

Обсыпные эклеры – единственные пирожные, которые Надежда не то чтобы не любила – на дух не выносила, поэтому она перенесла потерю спокойно.

– А зачем вы вообще притащили пирожные? – поинтересовалась она. – Чаи, что ли, гонять со мной собрались?

– Ну… для знакомства, неудобно как-то с пустыми руками… Как думаете, что-нибудь можно спасти?

Надежда хмыкнула и потащилась на кухню. Следовало признать, что и с Любегиным она пролетела – не может быть убийца таким растяпой. С другой стороны, вполне возможно, что он ловко притворяется, нарочно усыпляет бдительность, чтобы ему верили. Расслабится женщина, а он сразу раз – и мешок на голову!

Надежда вздрогнула и обожглась горящей спичкой. Любегин притащился на кухню, причем, как заметила Надежда, без разрешения надел мужнины тапочки.

– Вы квартиру-то посмотрите сначала, – проворчала Надежда, – может, вам не понравится. Тогда и чай пить не будем.

– Как это – не будем? – удивился Любегин. – А поговорить? И потом, я в быту человек нетребовательный, некапризный, квартира у вас аккуратная, соседи такие внимательные – мне все нравится.

Надежда испугалась, что Любегин теперь привяжется, как вчерашний Айвазов, чтобы срочно продавали ему квартиру. Но, однако, темперамент был у ее гостя все же не тот, так что можно будет как-нибудь его отвадить. Между делом она заварила чай, нашла в буфете засохшие карамельки и сахар в плотно закрытой баночке, чтобы не завелись муравьи.

На всякий случай она старалась надолго не поворачиваться спиной к Любегину – кто знает, что тому взбредет в голову. Хотя внутренний голос твердил ей, что с Любегиным – пустой номер и она только зря теряет время, Надежда решила все же не выгонять его, а расспросить поподробнее.

За то, что Любегин вовсе не убийца, а просто недотепа и хронический неудачник, говорила его внешность – жидкие волосенки пегого цвета, потухшие глаза, серое лицо с прилипшим к нему навек выражением обиженного недоумения, свитер с чересчур короткими рукавами («в таком свитере только от долгов убегать», сказала бы ее мать). И еще возраст: убийцу описывали как человека едва за тридцать, а этому наверняка больше сорока. На самом деле ненамного больше, а кажется, что намного. И вот интересно, с чего он меняется, из коммуналки в отдельную переезжает? Надежда готова была поклясться, что денег у этого человека не то что на квартиру, а на еду-то едва хватает. Уж на одежду точно нету.

Но справедливости ради она попыталась представить Любегина с хорошо причесанными волосами, в дорогом кашемировом пальто, с уверенным выражением лица. Никак. То есть пальто-то можно на него напялить, а вот куда девать потухшие глаза с редкими ресницами, ранние морщины… И руки у него какие-то вялые, слабые… Убей бог, не могла Надежда представить, как этими руками можно натянуть на голову женщине прозрачный пакет и смотреть, как она задыхается.

– Что это вы на меня смотрите так кровожадно? – спросил Любегин, пытаясь выскрести ложкой из коробки то, что не так давно было обсыпным эклером.

– А что вы меняться надумали – наследство, что ли, получили? – спросила Надежда без церемоний.

– Да нет, что вы… – смутился Любегин, – это жена…

– Вы женаты? – изумилась Надежда. – Вот уж не подумала бы…

– А вы вообще квартиру для чего продаете? – полюбопытствовал Любегин.

– К дочке переезжаю, – ляпнула Надежда Николаевна первое, что пришло в голову.

Любегин оживился, отложил ложку и обстоятельно рассказал ей, что жена у него не настоящая, а бывшая, что они жили в старой двухкомнатной квартире на Васильевском острове, а потом развелись, и жена снова вышла замуж за отставного полковника. Полковник поселился здесь же, и решили меняться. Однако квартира на Васильевском очень хорошая, только ремонт нужно сделать.

– Жена уезжать не хочет, – доверчиво рассказывал Любегин, – и говорит мне: хоть бы ты, я то есть, кого-нибудь себе нашел с квартирой, а они тогда мне бы деньги за комнату выплатили. Только много они дать не могут, – тут же заторопился он, взглянув на Надежду, – но, говорит, мы же не чужие, договоримся как-нибудь…

– Ну и ну! – изумилась Надежда. – И что же?

– Вот я и подумал, – Любегин с сожалением поглядел на оставшуюся массу эклеров, но преодолел себя, – вы говорите – к дочке переезжаете, а зачем вам это нужно? Там небось зять начнет тещу гонять да куском попрекать, а так у вас отдельная квартира. Вы – женщина симпатичная, характер хороший у вас…

– Это вы к чему клоните? – Надежда едва не поперхнулась чаем.

– Так что уж вокруг да около ходить, – вздохнул Любегин, – я, конечно, не без недостатков, но зато без вредных привычек, в быту нетребовательный, а вот у вас, я вижу, животное имеется, – он показал на кошачью миску, которую Надежда решила не брать на другую квартиру, – так я котов очень люблю. Только жена не разрешала заводить.

Услышав про кота, Надежда сдержала готовые вырваться грубые слова. Она посидела немного молча, потом собралась с силами.

– И вы всем женщинам такое предлагаете, к кому по обмену приходите?

– Да, – Любегин наклонил голову и принялся катать ложку по столешнице, – только до конца вы одна выслушали. Остальные сразу начинают ругаться, обидные вещи говорить, а одна женщина даже полотенцем меня отхлестала и на лестницу без пальто выгнала. Правда, она мне тоже не понравилась – очень полная и голос визгливый.

Надежда низко наклонила голову и кусала губы, чтобы не рассмеяться.

– А про вас я сразу понял, что вы – женщина воспитанная, – продолжал Любегин.

«Одно я знаю точно, – думала Надежда, – он не убийца. Потому что в противном случае это таким артистом нужно быть – куда там Миронову с Меньшиковым! Так что этот – мямля, рохля, слюнтяй, неудачник, но не убийца».

Она подняла голову и собралась заговорить, но в это время прозвенел дверной звонок.

– Кого еще несет, – ворчала Надежда, чувствуя недоброе.

И предчувствия ее не обманули. На пороге стояла соседка Мария Петровна. С этой соседкой Надежда была дружна – старушка была очень общительная и не противная, к тому же Бейсик испытывал симпатию к соседкиному скотчтерьеру Тяпе.