— Она уехала. А что?

Хаген закрыл глаза, глубоко вздохнул. Шальная уверенность в своих силах, позволявшая ему входить в чужие дома столь же свободно и легко, как это делали их хозяева, вдруг куда-то подевалась. Взамен пришло давно забытое чувство: когда-то он так же стоял перед Хеллери и слушал нотации… нет-нет, всё было иначе! Пейтон ни разу не повысил голос на своего воспитанника, ни разу не закричал. Но отчего в таком случае ему кажется, что если добродушный дядюшка всё-таки рассердится, кое-кому не сносить головы?..

— Что-то случилось? — спросил Пейтон, спокойно глядя на племянника. — Ты сегодня бледный. Не заболел?

— Вы знаете, что случилось. Где Трисса, я хочу её увидеть!

— Мальчик мой… — Пейтон сокрушенно вздохнул. — Ну зачем ты начал этот разговор? Не проще ли было просто смириться и поверить, что так будет лучше для вас обоих? Ага, вижу — тебе сейчас очень хочется меня убить. Не советую. Присядь-ка и хоть ненадолго возьми себя в руки.

Хаген рухнул в кресло и спрятал лицо в ладонях. Трисса исчезла так неожиданно, что он до сих пор не мог поверить — неужели это не кошмарный сон, а самая настоящая явь? Никто не отвечал на его расспросы, все отводили взгляды и молчали, укоризненно хмурясь. Они с Триссой считали — да чего уж там, были совершенно уверены! — что о встречах в старом саду не знает ни одна живая душа. Это была ошибка… им нужно было сбежать, спрятаться — что может быть проще для двух оборотней? Но теперь слишком поздно…

— Я был добр к тебе всё это время, я тебя разбаловал, — сказал Пейтон. — Нужно было каждый день напоминать тебе о том, что ты слишком уж похож на кукушку. Сидеть! — он резко повысил голос, и это подействовало на Хагена, словно оплеуха. — Мальчишка, дурак! Ты хоть подумал о том, что вы с Триссой — родственники? Да, не брат с сестрой, но всё-таки родная кровь… ты вообще хоть на мгновение подумал о ней, о её будущем, о том, что ты можешь ей дать для счастья? Точнее, о том, чего ты не можешь?

— Я её люблю, — угрюмо проговорил Хаген, не поднимая глаз.

— Вот дурень… — презрительно бросил дядюшка Локк. — И моя дочь не умнее тебя. Вы развлекались, наслаждались друг другом — а что бы вы стали делать, роди она ребенка с двумя головами? Молчишь? Тебе нечего сказать, потому что я прав.

Он недолго помолчал, а потом сказал чуть мягче:

— Наша кровь слишком ценна, чтобы обращаться с нею столь бездумно, Хаген. Да, я понимаю, чувства… но это пройдет. Хорошо, что удалось избежать последствий. И… пожалуй, я слишком многого от тебя требую. — Дядя подошел к племяннику, застывшему в нерешительности, и дружески похлопал его по плечу. — Иди-ка в город, прогуляйся. Ох, молодость! Хотел бы я оказаться на твоем месте — можно развлекаться, не думая о завтрашнем дне. Но меня ждут конторские книги… иди, иди. Отдохни хорошенько!

И на этом разговор закончился, а он опять не сумел спросить о самом главном.

* * *

Как можно было предугадать, «Невесте ветра» пришлось задержаться в Ямаоке из-за Эсме: капитан приказал ей беречь силы и отдыхать после каждого исцеления. Она, понятное дело, заупрямилась — не хотела признаваться, что слишком слаба, — и Хаген с Умберто невольно стали свиделетелями странной сцены: целительница и магус уставились друг на друга, в глазах Крейна загорелись алые огоньки, а левую руку Эсме окутало черное облако весьма неприятного вида. «Или будет по-моему, или никак, — зловещим тоном проговорил Крейн. — И только попробуй сопротивляться! Посажу в трюм и увезу в Кааму, а Нами пусть ищет другого целителя!»

Победа осталась за капитаном.

Так или иначе, отплытие отложили — зато у них появилась возможность понаблюдать, как выполняют указания Крейна об отводе воды. Нами тоже не терял времени зря: в одной из своих книг он отыскал упоминание о полуживых машинах, которые очищали воду и что-то с нею делали, превращая в истинный эликсир жизни — испивший его человек мог на целый год позабыть о болезнях.

— Нет прощения тому, кто испортил такую хорошую вещь! — сказал он, сокрушенно вздыхая. — Ах, если бы мы знали о ней раньше…

— Ничего бы не изменилось, — возразил Крейн. — Управляться с такими машинами… или, точнее, существами… в общем, это умеют только Вороны, а они никому не открывают своих секретов, кроме Его императорского величества.

Нами раздраженно бросил книгу на стол; Хаген, который как раз стоял поблизости, увидел знак на обложке — крылатый глаз, — и невольно вздрогнул. Все эти разговоры о древней алхимии его несказанно раздражали, потому что ни Нами, ни Крейн не знали, что такое полужизнь на самом деле. Грейна не шла в счет — возможно, когда-то она и обладала подобием разума, но ныне была совершенно безмозглой тварью, не заслуживавшей сожалений. А вот те создания, которых он видел в лаборатории Рейго…

«Нам надо поговорить», — беззвучно сказал капитан, на мгновение ворвавшись в сознание оборотня, и на этот раз Хаген был ему благодарен: подступившая головная боль прогнала воспоминания о Рейго Ларе и его странном увлечении. Он встретил любопытный взгляд Крейна и кивнул, а сам подумал: «Интересно, о чем?»

Долго ждать не пришлось: уже вечером Хаген переступил порог капитанской каюты, и Крейн взмахом руки предложил ему сесть. Отчего-то пересмешнику показалось, что капитан обеспокоен — это было необъяснимое, необоснованное ощущение. Внешне Крейн казался таким же, как обычно; разве что его глаза временами как-то странно поблескивали, словно отражая пламя невидимого костра.

— Я обещал, что не стану читать твоих мыслей, — сказал он. — И слово сдержу, что бы ни случилось, потому что свою преданность ты уже доказал. Но, видишь ли, твоё волнение при виде крылатого глаза… э-э… взволновало и меня. Где ты успел встретить этот знак?

Повисла тревожная тишина. Хаген не знал, что сказать: он испытывал соблазн обмануть капитана, придумав историю о каком-нибудь поручении Пейтона Локка, но всё-таки понимал, что этого делать нельзя при при каких обстоятельствах. Как же быть? Правду он тоже сказать не мог, поэтому ограничился её частью.

— В замке Рейго Лара.

— Вот как? — произнес Крейн с неподдельным удивлением в голосе. — Надо же… Хаген, мне нет нужды знать, как ты там оказался и что делал, но вот если бы ты смог рассказать мне подробно, что именно увидел… Заметь, я пока что прошу.

Оборотень тяжело вздохнул.

— Ох, капитан, мне трудно об этом даже вспоминать! Ладно, уговорили. У лорда Рейго есть немало странных привычек, о которых знает чуть ли не весь двор, но мало кому известно, что у всех этих странностей один-единственный корень: искусство создания полужизни, древняя алхимия. Он ею увлекается самозабвенно вот уже несколько лет и любит иной раз намекнуть, что за короткий срок достиг впечатляющих результатов…

— И ты видел эти… результаты?

— Я… — пересмешник скрипнул зубами. — Да, видел. Это вышло случайно, я просто перепутал двери и попал в лабораторию. Там… там было много всяких устройств, от одного взгляда на которые просто голова кружилась, и хотя мне случалось видеть механику и посложнее, они показались весьма… необычными. Я пошел дальше, решив поискать что-то ещё более интересное, и вдруг увидел стеклянный сосуд, заполненный зеленоватым дымом. На дне сосуда лежал мертвый крикун — с его живота была снята кожа, а тело до самой шеи обволакивала какая-то масса, похожая на студень. Она колыхалась, будто живая… будто дышала. Сам не знаю, зачем это было мне нужно, но я приблизился и, вроде бы, коснулся стекла рукой…