– Я мало что понимаю, – признался доктор. – Может быть, вы, Мария Николаевна, просветите нас?

– Все очень просто. Брунгильда оказалась в особняке графа д'Ассейна. Там собирались иоанниты, – охотно откликнулась юная сыщица.

– Кто-кто? – доктор не поверил собственным ушам.

– Госпитальеры, рыцари Мальтийского ордена.

– Побойтесь Бога, Мария Николаевна! Какие рыцари?! Времена Павла Первого давно минули!

– Да, – упрямо продолжила Мария Николаевна. – Но во времена императора Павла их в России было много. Куда же им деваться, когда Наполеон изгнал их с острова Мальта? Только в Россию. После смерти отца Александр Первый, конечно, аннулировал многие законы, госпитальеры утратили право иметь свою столицу в России. Но сами-то иоанниты остались. Мне кажется, нет, я уверена, ночью у них был сбор, возможно, они принимали новичков, новициантов.

– Это слово я помню, – подтвердила Брунгильда. – Кажется, так обращались к господину Холомкову. Еще там были какие-то лейтенанты. И даже женщины.

– Девочки, вы пугаете меня, – Елизавета Викентьевна побледнела, – они не могли убить Брунгильду? Ей угрожало что-то ужасное?

– Навряд ли, мамочка, – успокоила бедную женщину младшая дочь, – но Бричкин появился там весьма кстати. – Мура с гордостью посмотрела на доктора Коровкина: – Он помог Брунгильде бежать.

– Это подлинный триумф, – серьезно подтвердил доктор, изо всех сил стараясь не допустить саркастических ноток в голосе, – прокатиться с ветерком на ломовом извозчике… А как туда попал Бричкин?

– Он и приехал туда на ломовике, – ответила Мура. – Следил за людьми из паноптикума.

– Мурочка, твое новое дело опасное? – забеспокоилась Елизавета Викентьевна. – Из-за всех этих приключений, ты нам о нем ничего не успела толком рассказать. Мне кажется, паноптикум не место для преступлений.

– Не волнуйся, мамочка, дело неопасное. Просто надо кое за кем последить. – Мура ласково погладила мать по руке.

– И за кем же следил Бричкин? – продолжал прояснять ситуацию доктор Коровкин.

– Неизвестно, – ответила Мура. – Он их не видел, только слышал, потому и не может опознать. Одно точно, среди нынешних наших посетителей их не было. Бричкин сказал, что запомнил сиплого. Но главное, с этими людьми беседовала горничная нашей клиентки.

– В паноптикуме? А как она-то там оказалась? – допытывался доктор.

– Сама прибежала. Сразу после визита Бричкина к нашей клиентке, Софрон Ильич выследил ее, – хозяйка сыскного бюро заметно гордилась подвигами своего помощника, – и смог кое-что подслушать. Один из собеседников горничной, вероятно, причастен к интересующему нас делу. – Мура незаметно подмигнула доктору Коровкину, чтобы он не забывал о тайне следствия.

– Значит, люди из паноптикума присутствовали на сборище иоаннитов, – констатировал доктор. – Очень интересно. Был там и господин Холомков. И кому-то из иоаннитов, – Клим Кириллович брезгливо скривился, – адресовано письмо, найденное нами в кармане рыцарского плаща. А зачем в плащ нарядились вы, Брунгильда Николаевна?

– Клим Кириллович, не думаете же вы, что Брунечка вступила в ряды госпитальеров? – жалобно простонала Елизавета Викентьевна.

– Клим Кириллович считает, что я потеряла волю, – обиделась Брунгильда. – Память – да, могла, согласна. Но волю? Никогда! Я взяла плащи, да. А иначе нас с Софроном Ильичом могли бы схватить. Там же сторож, стражники. А так мы спокойненько покинули графские владения.

– Интере-е-сно, – протянул доктор. – Вряд ли мы можем решить, кто из сегодняшних визитеров искал письмо мсье Бертло. И вряд ли он думает, что мы обнаружили потайной кармашек и извлекли письмо. Мы можем сказать вполне определенно, что кто бы это ни был, теперь он знает, что в «нашем» плаще того письма нет. А что это означает, Мария Николаевна?

Мура побледнела.

– О Боже! – прошептала она и крепко сжала руки, так, что суставы пальцев побелели. – Они будут искать другой плащ, тот, в котором был Софрон Ильич! Бричкин в опасности! Его схватят и будут пытать! А он… Он не выдаст меня! Ни за что не скажет, что письмо мсье Бертло находится здесь!

– Успокойся, сестричка, – недовольно поморщилась Брунгильда. – Софрон Ильич прекрасно загримирован. Его не узнают. Кстати, зачем ты заставила его загримироваться так, что его даже Клим Кириллович не узнал?

– Я боялась за Бричкина. Иоанниты могли получить описание внешности Бричкина у кого угодно: у ломовика, у горничной, у служителя паноптикума, – и понять, что он за ними охотился. Когда мы выходили из нашей конторы, мне показалось, подозрительный человек, увидев меня, вскочил в проезжавшую мимо пролетку. Он мог запомнить нынешний вид Бричкина.

– Что же делать? – Елизавета Викентьевна беспомощно смотрела на дочь. – Не поедешь же ты спасать Бричкина?

– Поеду! – Мура вскочила. – Прямо сейчас и поеду! – Мура помолчала, подняла соболиную бровь, искоса взглянула на вставшего следом за ней доктора и слегка усмехнулась. – К господину Холомкову.

– Зачем?! – испугалась Елизавета Викентьевна.

– Циркачка боится упустить из своих цепких ручек Илью Михайловича, она наверняка отправилась к нему. Значит, там и Бричкин.

– Железная логика, – обреченно вздохнул доктор.

– Не знаю, что сказать, – поникла Елизавета Викентьевна. – Одна надежда, – она вскинула испуганные глаза на преданного друга семьи, – что милый доктор согласится тебя сопровождать. Визит не будет выглядеть таким непристойным. Правда, Клим Кириллович?

Доктор сочувственно склонил голову в знак согласия и, опасаясь излишних проявлений благодарности, добавил:

– Девочка Астраханкина в порядке, нужды ехать туда нет, а вот Софрону Ильичу может потребоваться медицинская помощь.

– Но обещайте мне, что только туда и обратно, – взмолилась Елизавета Викентьевна, – не заставляйте меня тревожиться. Что я скажу Николаю Николаевичу? Он вернется с минуты на минуту! И как же обед?

– Мы скоренько, мамочка, – пообещала Мура, плохо веря в свои слова. – В крайнем случае, телефонируем.

Через четверть часа Мария Николаевна Муромцева покинула дом в сопровождении доктора Коровкина. Над городом висела тишина. Безмятежная Нева тихо катила маслянисто-черные воды, в которых отражались бледные пятна горящих фонарей. Ветер, запиравший устье Невы, умчался в другие края, и узкие тусклые речушки и каналы вернулись в обычное русло…

Собственный дом Ильи Михайловича Холомкова встретил их темными окнами. Подойдя к парадным дверям, Мура и доктор Коровкин обратились к швейцару:

– Дома ли господин Холомков?

– Никак нет, – ответил швейцар, – изволили отбыть.

– А куда отбыл Илья Михайлович? – вкрадчивым голоском спросила Мура.