Курящих в нашем коллективе не было, да и сам Михаил отродясь не смолил себе легкие табачным дымом. Но, познакомившись поближе с русскими традициями, я усвоил, что предложение устроить перекур в России всегда означает нечто большее, чем просто выкурить за компанию по сигарете. В данный момент инициатива Михалыча подразумевала, что всем нам срочно требуется присесть и успокоиться – путь предстоял неблизкий, а если еще начать ссориться на каждом перевале, тогда можно и вовсе не торопиться. Пока наша компания склочников пересечет Альпы, Вороний Коготь успеет не только взять Божественную Цитадель, но и благополучно отбыть на родину.

Предложение контрразведчика было принято при общем молчаливом согласии. Насупившийся Конрад устало плюхнулся на грязную подножку джипа; Фокси высунулся из кабины и щурился раскосыми глазами на по-весеннему теплое солнышко; один я остался на ногах, подошел к краю откоса и задумчиво уставился вдаль. Лучшего способа успокоить нервы, чем созерцание альпийских красот, придумать было нельзя.

Несколько минут все хранили молчание. От непривычной тишины у меня зазвенело в ушах; были слышны лишь клекот парившего над нами орла, треск тающего льда и дробный стук катящегося по каменистому склону булыжника. Идиллия, да и только. Трудно поверить, что четыре дня назад здесь прошла ревущая моторами бронированная армия северян, от грохота пушек которой не сегодня-завтра содрогнутся стены Ватикана.

– Давно хочу тебя кое о чем спросить, испано-скандинав… – В отличие от меня, Михаил решил успокоиться, переключив разговор на отвлеченную тему. Не спорю, идея хорошая. Однако, зная излюбленные темы Михалыча для досужих бесед, я мог уверенно сказать, что сейчас лишь он один получит окончательное успокоение. – Я прекрасно понимаю, почему ты так быстро согласился участвовать в авантюре Конрада Фридриховича, – за тобой и не такое безрассудство числится. Не понимаю только одного: как тебе удалось отпроситься на эту прогулку у твоей грозной женушки. Нет, я, конечно, не настаиваю на ответе, но ты же меня знаешь – если дядя Миша захотел узнать правду, он своего все равно добьется.

Ну вот, началось! Впрочем, удивительно, как Михалыч не завел об этом речь раньше. Подначивать меня насчет наших… скажем так, непростых взаимоотношений с Кэтрин переросло для Михаила в своего рода традицию. Разумеется, можно было просто по-человечески попросить его больше никогда не затрагивать этот вопрос, и Михаил бы послушался. Только вряд ли я был бы окончательно оставлен в покое – старый зубоскал был неисправим и быстро нашел бы себе новый повод для нападок. В этом плане мой русский друг напоминал пиявку: ему было просто жизненно необходимо к чему-то цепляться, будь то мои разногласия с горячей беженкой-ирландкой или что-либо еще, казавшееся Михалычу забавным.

– Кэтрин понятия не имеет, где мы сейчас находимся, – честно признался я, не сводя взгляда с заснеженных горных вершин. – Я решил не рассказывать жене, во что ввязался. Ей хватило легенды о том, что меня отправили на полтора месяца по обмену опытом в Мурманское княжество вести стрелковые курсы. Ты, кстати, дядя Миша, уехал туда же, так что запомни на будущее.

– Ага, значит, ты просто взял да сбежал из дома! – оживился Михаил. – Клянусь моими обожженными усами, я не сомневался, что именно так ты и поступишь. Вы только подумайте: человек, который не побоялся сунуть дулю под нос Пророку, до смерти боится своей благоверной! Ты не параноик, Эрик, ты – женофоб!

– Может, напомнить, как ты бегал от своих бывших жен? – парировал я.

– Нет, ну ты и скажешь! Разве можно вообще равнять такую святую женщину, как твоя Екатерина, с теми мегерами, которые охотятся за мной сегодня по всему Петербургу, – увильнул от контрудара Михал Михалыч. – Тебя бы они, к примеру, и вовсе живьем сожрали. К тому же ты в корне не прав: я не бегаю от них, а скрываюсь, сиречь повышаю свое профессиональное мастерство – для разведчика это хорошая тренировка. Эх, жаль, ты ни разу не видел, как иногда потехи ради я своим любимым фуриям устраиваю очные ставки. Вот это зрелище! Только клочки волос во все стороны летят. А месяц назад и вовсе было побоище, когда все мои жены случайно встретились у меня на квартире…

Неужели отбился? Даже не верится, что Михаил так быстро оставил нас с Кэтрин в покое. А ведь утверждают, что атакующая акула просто физически не способна пойти на попятную – слепой инстинкт убийцы или что-то в этом роде…

– А вы не только грубиян, милейший, но еще и на редкость бессердечный человек, – осуждающе покачав головой, заметил Конрад Михаилу. За них можно было уже не волноваться – запал у обоих прогорел, а проскакивающие между ними искры являлись лишь безобидными статическими разрядами. – Вам нравится играть на чувствах бедных женщин и причинять им страдания. Знаете, в вашем возрасте пора бы и остепениться.

– Оставьте в покое моих пассий, ваша честь, – отмахнулся Михаил. – Никакие они не бедные – в наших с ними разборках я всегда остаюсь пострадавшей стороной… Но, в отличие от вас, у меня, по крайней мере, хватает совести вести себя честно с друзьями.

– На что вы намекаете? – набычился Конрад Фридрихович. – Когда это, разлюбезнейшие, я кого-либо из вас обманывал?

– Пока вроде бы не обманывали. Но, сдается мне, все именно к этому и идет, – ответил контрразведчик. – Даже такой маститый дипломат, как Севастьян Сомов, не сумел уговорить Ярослава вернуться домой. Вы же, зная об этом факте, тем не менее беретесь за заведомо проигрышное дело. Извините за прямоту, ваша честь, но раньше я считал вас вполне трезвомыслящим человеком. Однако сегодня я все больше убеждаюсь, что это не так. Мы с Эриком давно уяснили, что вы взялись за работу, не имея за душой даже минимального плана!

– На каком основании вы так считаете? – Коротышка в негодовании даже привстал с подножки джипа. – У меня есть план! И причем, смею доложить, очень хороший, проработанный план!

– Ну так сделайте одолжение, поделитесь с нами вашим гениальным планом! – настоятельно попросил Михалыч. – Сколько можно в молчанку играть? Кто мы, по-вашему? Проходимцы, которым нельзя доверять?

– Вы – милейшие и надежнейшие товарищи, – поспешил заверить нас Конрад Фридрихович, – на которых всегда можно положиться. Если бы не вы…

– Эй, не уходите от темы! – перебил его Михаил. – Клянусь, что не тронусь с этого места, пока не выслушаю все ваши секретные замыслы!

Коротышка замешкался и смутился. Было заметно, что ему не слишком хочется откровенничать. Но «товарищи» сверлили его взглядами, требуя объяснений. Конрада приперли к стенке, и ему нужно было или спешно придумывать убедительную отговорку, или сознаваться в собственной несостоятельности как дипломата. Отсутствие у коротышки гениальных планов стало уже всем очевидно.

Но я ошибался в Конраде. У него действительно имелся план, однако знай я заранее, что этот план из себя представляет, вряд ли согласился бы помогать фон Циммеру, даже по старой дружбе. Мыслимое ли дело, какие задачи коротышка отвел нам с Михаилом в своей стратегии!

– Я не хотел раскрывать вам раньше времени все детали, – проговорил Конрад после протяжного сожалеющего вздоха. – Честно признаюсь, боялся, что вы неправильно истолкуете свою роль в этом, бесспорно непростом деле… В общем, по моему замыслу, все должно произойти следующим образом. После того как я улажу с Грингсоном все политические проблемы, мне предстоит выдумать предлог, чтобы выманить Ярослава в уединенное место якобы для того, чтобы передать ему послание от отца. Полагаю, княжич клюнет на это, ведь я не буду читать ему нотации, а просто вручу письмо и потребую, чтобы он черкнул отцу пару строк в ответ. А дальше, как только Ярослав явится на нашу встречу, вы, милейшие, схватите его, погрузите в наш автомобиль, и… – Коротышка в возбуждении прищелкнул пальцами: – Только Грингсон нас и видел! Думаете, будет погоня? Маловероятно: у конунга под Ватиканом других забот хватает, чтобы отвлекаться на такие мелочи. Как видите, все элементарно. Ну а уже в пути у меня будет масса времени потолковать с Ярославом по душам и переменить его убеждения на правильные. Вот увидите: когда мы привезем его в Петербург, он станет у нас как шелковый. Теперь-то вы понимаете, что, кроме вас, мне просто не на кого было положиться.