Потом был шум – звенело у него в голове, пока он снова не заставил свои глаза открыться. Чудища гнали еще одного пленника. Судя по его прическе, это был степняк. И его свалили наземь одним ударом и привязали к кольям рядом с Форсом. Чудища одарили его парой пинков, от которых трещали ребра, а потом ушли, делая жестами знаки, которые не оставляли надежды на хорошее будущее.

Голова казалась Форсу распухшей и тупой, он не мог собраться с мыслями, и туман окутывал его мозг. Лучше было просто лежать не двигаясь и насколько можно терпеть боль в руке.

Пронзительный визг вытащил его из тумана боли и тошноты. Он повернул голову. В нескольких футах от себя он увидел корзинку с крысами. Несшее ее Чудище, издав вздох облегчения, сбросило ношу и присоединилось к трем или четырем своим собратьям, отдыхавшим под ближайшим деревом. Их гортанные приветствия ничего не значили для Форса.

Ему показалось, что сквозь щели в корзине он видит искры красноватого света – маленькие подлые глазки наблюдали за ним. У крыс был какой-то жуткий разум. Крысы вдруг сразу притихли, только иногда какая-то коротко взвизгивала, словно делая какое-то замечание своим товаркам.

Как долго крысы и Форс следили друг за другом? Время, как его обычно понимают, для горца больше не существовало. Через какой-то промежуток времени Чудища развели костер и стали жарить вырванные куски мяса.

Некоторые все еще были покрыты лошадиной шкурой. Когда запах жареного мяса дошел до крыс, они словно взбесились. Крысы бегали по клетке, пока та не закачалась, и визжали во всю мощь своих отвратительных, тонких голосов. Но никто из их хозяев не сделал ни малейшего движения, чтобы поделиться с ними кониной.

Когда одно из Чудищ наелось, оно подошло к клетке и с криком потрясло ее. Крысы затихли, их глаза снова показались в щелях клетки. Теперь они глядели только на пленников – красные, сердитые, голодные глаза.

Форс попытался убедить себя, что то, что он вообразил себе, было неправдой, что из-за своих мук он просто не мог справиться с воображением.

Конечно же, Чудище не обещало крысам того, во что Форс не осмеливался поверить, чтобы не потерять всякого контроля над своим разумом и волей. Но красные глаза следили и следили за ним. Он видел острые когти, пролезающие между плетеных прутьев, и блеск зубов, и всегда следящие глаза...

По тому, как удлинились тени, он понял, что было уже далеко за полдень, когда в лагерь явился третий и последний отряд Чудищ. С ними был вожак.

Он был не выше других членов его племени, но надменная уверенность в его осанке и походке делала его на голову выше других Чудищ. Безволосая голова была узкой, с тем же носом-щелью и выступающими клыкастыми челюстями, но череп был наполовину более выпуклый, чем у любого другого Чудища. В его глазах светился холодный ум. В том, как он смотрел на окружающее, было некое отличие, которое Форс не пропустил. Это Чудище не было настоящим человеком – нет. Но оно не было также и животным, из которых состояла стая. Можно было почти поверить в то, что именно он и был той таинственной силой, которая вывела эту отвратительную банду из городов на открытую местность.

Теперь вожак подошел и встал между пленниками. Форс отвернулся от клетки с крысами, чтобы твердо встретить взгляд этих странных глаз.

Но горец не мог прочитать на них ничего понятного, а выступающие челюсти Чудища не выражали никаких эмоций, понятных человеку. Вожак Чудищ мог быть сильно возбужден, обижен или всего лишь полон любопытства. Он уставился сначала на одного из привязанных пленников, а потом на другого.

Следующий его шаг мог быть продиктован любопытством, потому что он вдруг сел между ними, скрестив ноги, и произнес первые настоящие слова, когда-либо слышанные Форсом от Чудищ из города.

– Ты – где? – Он спросил это у степняка, который не захотел или не смог ответить.

Вожак Чудищ нагнулся. С расчетливостью, которая была столь же жестокой, как и сам удар, с силой хлестнул пленника по рту, разбив ему губы. Затем он повернулся к Форсу и повторил свой вопрос.

– С юга, – прохрипел Форс.

– Юга, – повторил вожак, странно искажая это слово. – Что на юг?

– Люди – много, много людей. Десять десятков...

Но эта сумма была вне пределов понимания этой твари или он не поверил в ее правдивость. Вожак закудахтал в жуткой пародии на смех и, взмахнув кулаком, обрушил удар на раненую руку Форса. Тот потерял сознание, погрузившись в темноту, пронизанную болью.

Крик снова привел его в сознание. Эхо этого крика все еще звенело у него в ушах, когда он заставил свои глаза открыться, попытавшись разобраться в бешено плывущих пятнах света и тени. Второй крик боли и ужаса привел его в себя.

Вожак Чудищ все еще сидел между пленниками и на вытянутой руке держал извивающееся тело одной из голодных крыс. На клыках этой твари было что-то красное, и еще больше красных пятен упало на ее грудь и передние лапы. Она изо всех сил сражалась с вожаком, не пускающим ее к пище.

Кровавые раны на руке и боку степняка рассказали Форсу обо всем.

Искаженное лицо степняка было маской мучительного отчаяния. Он ругался неразборчивыми словами, переходившими в пронзительный крик всякий раз, как только вожак Чудищ подносил крысу поближе.

Но отчаянные рычания пленника прервал крик ярости, изданный вожаком.

Крыса изловчилась и куснула один из державших ее пальцев. Вожак Чудищ с рычанием перекрутил извивающееся тело. Раздался треск, и неподвижная теперь тварь была отброшена. У нее был сломан хребет. Вожак поднялся на ноги, сунув укушенный палец в рот.

Отсрочка – но надолго ли? Чудища, казалось, чувствовали себя в безопасности там, где они разбили свой лагерь. Они не шли вперед на ночь глядя – но как раз в то мгновение, когда Форс подумал об этом, картина изменилась. Из кустов появились еще двое Чудищ. С собой они тащили изрубленное и растоптанное тело одного из своих. По этому поводу они провели поспешное совещание, а затем вожак пролаял приказ. Крысоносец поднял свою ношу, а четверо самых крупных его собратьев подошли к пленникам.

Путы рассекли ножами, и их рывками и тычками подняли на ноги. Когда стало ясно, что ни один их них не мог идти самостоятельно, последовало второе совещание. По жестам Чудищ Форс догадался, что некоторые из них были за то, чтобы сразу же убить их. Вожак был против этого. Два Чудища ушли и вскоре вернулись с молодыми крепкими деревцами, даже не очищенными от веток. Через минуту-другую Форс оказался привязанным к одному из них лицом вниз, и двое Чудищ потащили его, идя обманчиво легким шагом.

Он никогда потом не думал о той ночи. Несшие его Чудища время от времени менялись, но сам он качался в прострации, пробуждаясь только тогда, когда его больно бросали на землю. И они, наверное, на какое-то время остановились, потому что он услышал звук.

Он лежал на земле, плотно прижавшись к ней ухом. И он решил, что дробный стук, который он слышал, был шумом крови, струящейся по его охваченному лихорадкой телу – или же он был еще одним мрачным кошмаром. Но стук продолжался, звучал все время, живой и пробуждающий память. Когда-то, давным-давно, он уже слышал такой звук – и он имел значение. Но значение было утеряно. Сейчас он осознавал только свое тело, массу боли, которая стала вещью, отдельной от его сознания. Форс удалился прочь – подальше от этой боли – а то, что осталось, не могло думать, оно могло только чувствовать и терпеть.