После кафе мы, как всегда, поехали на квартиру, а вот потом, после отъезда Виктора, оставшись одна, я поняла, что весь вечер старалась казаться беззаботной, а на самом деле таковой я совсем и не была. Я сама не ожидала, что этот разговор так затронет мою душу. Я вспоминала слова Виктора, его реакцию на мои слова, то, как он на меня смотрел, и в душе моей ворочался нехороший червячок сомнения: а правильно ли я поступила, затеяв это выяснение отношений. Отчего я так всполошилась? Ну, сделал бы он мне предложение, а я максимально деликатно отклонила бы его, сказав, например, что у меня после давнего аборта не может быть детей, а какая же семья на Кавказе без детей? Вот и все! Да, я такая, какая есть, но вот услышать об этом от человека, который мне очень нравился, мне было неприятно. Может быть, в моем поведении больше бравады, чем правды? Одним словом, проворочалась я в постели почти до утра и решила вернуться в Тарасов – хватит, наотдыхалась, тем более что в прогнозе погоды сообщили, что жара в моем городе начинает спадать. Но отъезд в этот же день больше походил бы на побег, а мне хотелось выдержать марку. И я решила улететь на следующий день – все-таки это не так подозрительно будет выглядеть.

Лекоба, к которому я обратилась с просьбой взять для меня билет, отнесся к этому спокойно – то ли он ничего не знал о нашем с Виктором разговоре, то ли как раз знал все и был согласен со своим родственником – мне сие было неведомо. Ия расстроилась, что я так быстро – ничего себе быстро, да я им надоела уже! – уезжаю, и просила погостить еще, но я отказалась.

Наш последний вечер с Виктором никак не походил на трогательное прощание двух любящих сердец, потому что он устроил из него такое веселое шоу, что все мои грустные мысли улетучились сами собой. Когда мы с ним прощались, он сказал:

– Я завтра тебя сам в Адлер отвезу.

– Не надо меня провожать, – попросила я. – Давай простимся сейчас.

– Но ты не обидишься? – спросил он.

– Какая обида, если я сама тебя об этом прошу? – Я сделала вид, что удивилась.

– Как скажешь, – согласился он. – На следующий год отдыхать к нам приедешь?

– Ну, как я при моей работе могу такие вещи загадывать? – Я пожала плечами. – Это непредсказуемо! Может, и выберусь на недельку. А ты к тому времени, наверное, уже будешь женат?

– И, может быть, даже стану отцом семейства, – предположил он. – Пора уже мне семьей обзаводиться – возраст! А наши женщины с такими вещами не тянут, для них чем больше детей, тем лучше!

– Желаю тебе счастья, – улыбнулась я.

– Ну, а тебе тогда, наверное, надо пожелать успехов в работе? Она же у тебя на первом месте? – усмехнулся Виктор.

– Да, на первом! – подтвердила я.

Виктор ушел. Я посмотрела с балкона, как он садится в машину, как она уезжает, а потом расплакалась, сама не зная почему, – ведь все вроде бы получилось именно так, как я хотела…

Утром за мной приехал «Мерседес» Лекобы, и, когда я садилась в него, подъехала машина Виктора. Его водитель вышел и протянул мне большущий букет роз, ничуть не меньший, чем я получила при нашей встрече.

– Хозяин желает вам счастливого пути, – сказал он и уехал.

Всю дорогу до Адлера я сидела, закрыв букетом лицо, чтобы никто не видел моих слез, которые сами собой лились из-под темных очков. Да и в самолете мне было не лучше, потому что я размышляла – а не сделала ли я ошибку, затеяв тот треклятый разговор с выяснением отношений, – ведь промолчи я, все могло бы пойти по-другому! Это я спровоцировала Виктора так высказаться – что у него нет больше мыслей жениться на мне, а вдруг до этого они у него как раз и были? Но, услышав от меня такое, он, естественно, тут же передумал – зачем ему такая жена? Но тогда получается, что он не оставался у меня до утра, чтобы потом поехать на работу, именно для того, чтобы соблюсти приличия – некрасиво получится, если о жене чиновника высокого ранга (а иначе ему не положена была бы охрана) будут говорить в неуважительном тоне. Какого черта я поторопилась с этим дурацким разговором?! Ну, сделал бы он мне предложение, а я взяла бы время на обдумывание – и действительно все хорошо обдумала бы, чтобы не совершить ошибку! Нет, я, дурища, отчего-то перепугалась и принялась быстренько отношения выяснять! Ну, выяснила, и что дальше? Стала я от этого самым счастливым человеком на свете? Да что-то и внешне незаметно, и в душе не чувствуется! В общем, мысли в моей голове бродили далеко не самые веселые.

Немного успокоилась я только в Тарасове, приехав домой. Я поставила розы в большую вазу и принялась разбирать сумку, но почему-то просто физически не могла оставаться одна. Ехать к кому-нибудь из подруг, чтобы излить душу, было бы верхом глупости – они привыкли видеть меня сильной и уверенной в себе, и мое душевное состояние сослужило бы мне плохую службу. Я всегда так яростно отстаивала свою независимость… услышь подруги о том, что я сожалею о несделанном мне предложении, – не поверили бы своим ушам! Не долго думая, я поехала к Ладе на работу, чтобы немного развеяться, да и хотелось узнать, чем дело кончилось.

Конечно же, она была очень занята – еще бы! У нее на плечах такое хозяйство, что – ой! Мне и не снилось! Но время она для меня нашла и, пригласив пройти в комнату отдыха за ее кабинетом, в лоб спросила:

– Любопытствуешь, чем дело кончилось, чем сердце успокоилось?

– А то! – воскликнула я.

– Ну, подробности в другой раз – некогда мне, сейчас могу сказать тебе только одно: Лариска сидит, Галина лежит, Доронин уже ходит, Коробов – в бегах!

– Лада! Это нечестно! – возмутилась я.

– Хорошо! Лариска сидит в СИЗО, и светит ей… – начала было Лада.

– Срок за наркоту? – перебила я, и она кивнула:

– Приобретение, хранение, распространение.

– Ого! Круто! – Я помотала головой. – Ну, тогда ее срок и конца не имеет. А почему Галина лежит?

– Потому что лечится в диспансере, – объяснила она.

– Наркологическом? – уточнила я.

– Психиатрическом! – ответила она.

– А не перегнул ли Гурьянов палку? – осторожно спросила я.

– Пусть эта шалава спасибо ему скажет и в ножки поклонится, что жива осталась! – возмутилась она. – Так мужика опозорить! Пусть проведет там несколько лет, чтобы все о ее существовании забыли, а потом ее выпустят.

– Доронин, как я поняла, поправился? – поинтересовалась я.

– Да, только сломала его эта история. Я справки навела, говорят, сильный он был мужик, а теперь сник, попивать начал и все такое, – сказала Лада. – Ну, по грехам и муки!

– А Коробова еще не нашли?

– Нет, объявили его во всероссийский розыск – за изготовление и сбыт порнопродукции. Ничего, надолго его не хватит! Хлипкий он мужичонка, а чтобы скрываться, не только деньги нужны, но и характер, и сила воли, – уверенно сказала она. – Да и связи в определенных кругах – нелишнее дело.