Эта история является хорошей иллюстрацией того, как в период раннего сталинизма многие политические изменения были результатом борьбы между разными группами, которые преследовали свои цели, искали союзников, стремились дискредитировать и устранить оппонентов, отстаивая свое понимание социалистического будущего. Высшее партийное руководство модерировало эту борьбу, оказывая поддержку тем группам, которые демонстрировали большую лояльность, чем оппоненты. В начале 1930-х гг. красные финны сумели убедить партийное руководство в том, что поддержки заслуживает именно их языковая и национальная политика. Однако негативная реакция карелов на насаждение финского языка привела к росту напряженности в отношениях между карельским руководством и обществом, и с 1933 г. центральные органы начали критиковать красных финнов за недоработки в культурной политике. Эта критика также сигнализировала о том, что период открытого диалога между партийным руководством и региональными элитами подходил к концу – процесс, завершившийся репрессиями 1937–1938 гг., которые окончательно перевели отношения между центром и периферией в СССР из политической в бюрократическую сферу. Ведь протесты против феннизации карелов были особенно сильны на рубеже 1920-1930-х гг., в то время как к середине 1930-х гг. этот вопрос отошел на второй план в условиях кризиса продовольственого и товарного снабжения. Однако именно культурная и языковая политика правительства КАССР стала поводом, который использовало советское руководство для смещения Гюллинга и других красных финнов с занимаемых ими руководящих позиций в 1935 г.

К середине 1930-х гг. пятнадцать лет культурных преобразований, запущенных красными финнами, радикально изменили карельский культурный ландшафт. Для красных финнов, небольшой группы политиммигрантов, которые в силу политической конъюнктуры оказались во главе гораздо более многочисленного, но при этом малограмотного карельского населения, язык и культурная политика были средствами для сохранения политической власти и привилегированного социального положения. Неудивительно, что правительство Советской Карелии инвестировало в культуру и образование больше, чем преобладающая часть советских регионов: например, в 1929 г. эти расходы составляли 12 % от бюджета КАССР, или в два раза больше, чем в среднем по СССР[465].

Преподаватели и сотрудники финского педтехникума, Петрозаводск, 1934 г. Автор съемки не установлен, из фондов Национального архива Республики Карелия

Другой важной частью этой политики была подготовка учителей на финском языке. Выше уже упоминалось, что в 1920 г. в Петрозаводске был открыт финский педтехникум, куда набирались студенты со всей Карелии. Преподавательский состав включал видных политиков и ученых из числа красных финнов, в том числе Хейно Раутио, директора техникума с 1921 по 1930 г., Лаури Летонмяки, бывшего члена сейма и уполномоченного по делам юстиции в недолго просуществовавшем революционном правительстве Финляндии, и Ханнеса Пулкинена, еще одного бывшего члена сейма. В 1930 г. в Ухте был открыт второй финский педтехникум, где готовились преимущественно учителя начальной школы[466]. Выпускники обоих техникумов вливались в ряды быстро растущей национальной интеллигенции Карелии, способствуя распространению финской культуры и грамотности в республике.

Здание финского педтехникума в Петрозаводске, 1930-е гг. Автор съемки не установлен, из фондов Национального архива Республики Карелия

Таким образом, в течение 1920-х и начале 1930-х гг. правительство Советской Карелии выстроило систему образования на всех уровнях – от начального до профессионального. В 1933 г. в республике функционировало более 500 школ (половина из них национальные), около пятнадцати техникумов, педагогический институт и Высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа[467]. В 1931 г. в дополнение к системе учебных заведений появился Карельский исследовательский институт[468].

Карельский исследовательский институт, в создании которого непосредственное участие принимал председатель СНК КАССР Эдвард Гюллинг, начинался с восьми штатных сотрудников. Первоначально его исследовательская деятельность ограничивалась историей Финляндии и Карелии и финно-угорским языкознанием. Историко-революционную секцию возглавил Ээро Хаапалайнен, видный член финляндского рабочего движения, а этнографолингвистической секцией заведовал Виктор Сало, оставивший пионерские труды по карельскому и вепскому языкам и их диалектам[469].

Научные исследования, проводимые в Карельском исследовательском институте, имели и политическую составляющую. Призыв Сало к «очищению» финского языка от «буржуазных» форм был ответом на марристскую критику («язык как социальная надстройка») финского как языка, отражавшего капиталистический характер современной Финляндии, что – с точки зрения сторонников Марра – делало его непригодным для революционной Карелии. В противовес этой теории Сало и другие лингвисты из числа красных финнов утверждали, что в советском обществе освобожденного труда финский язык начинает отражать новый социальный базис и сам претерпевает революционные изменения[470]. Что касается исторических исследований сотрудников института, то во многих из них подчеркивались исторические связи и культурная и этническая общность между карельским и финским народами; тем самим они служили как альтернативный нарратив тем работам русскоязычных историков, где Карелия рассматривалась преимущественно в контексте формирования российской государственности[471].