– Разберемся! – отмахнулся я и поспешил в кабинет Софи.

Кузина стояла у бара с бутылкой шерри в руке и задумчиво разглядывала этикетку.

– С утра пораньше? – усмехнулся я.

Софи поморщилась и вернула бутылку в буфет.

– Ладно! – вздохнула она после этого. – Что скажешь по поводу Ольги? Что-то удалось узнать?

– Пока ничего. – Я достал из бумажника вчерашнее послание с угрозой и кинул его на стол. – Почерк, случайно, не знаком?

Хозяйка клуба присмотрелась к листку и покачала головой.

– Нет, никто не приходит на ум. Что собираешься делать?

Я забрал послание и пообещал:

– Присмотрю за ней.

– Присмотри. Это наша единственная ниточка. На полицейских надежды мало, налетчики залегли на дно, – заявила Софи, подошла к зеркалу и смахнула с лица черные локоны.

– Прекрасно выглядишь, – не удержался я от комплимента.

– Льстец! – Кузина села за стол, передвинула к себе пачку неразобранной корреспонденции и спросила: – Какие планы на сегодня?

– Позавтракаю и кое-куда скатаюсь. К обеду вернусь. Если вдруг буду задерживаться, позвоню.

– Позвони обязательно! Сам видишь, будто на вулкане живем…

Я кивнул и вышел за дверь. На кухню не стал даже заглядывать – самое большее, там удалось бы отыскать заветренный сандвич. Вместо этого дошел до перекрестка и в палатке на углу купил облитую расплавленным сыром лепешку и кусок мясного пирога. Завтракая за скособоченным столиком, успел пролистать утренние газеты, потом запил еду стаканом газированной воды с малиновым сиропом и отправился на площадь Ома.

Никаких ассоциаций трапеза не вызвала. Абсолютно никаких. Еда и еда.

2

Пока дожидался попутного паровика, мальчишка со щетками и ваксой прилежно вычистил мои запыленные ботинки. Я кинул ему мелкую монету, посмотрел на свое отражение в витрине и остался увиденным доволен.

Гладко выбрит, ровно подстрижен, опрятно одет. Кепка, пиджак, свежая сорочка, не слишком мятые брюки. Опять же чистые ботинки. Блокнот и карандаш. Под мышкой зажата свернутая газета.

Даже ссадина на виске нисколько не портила образ. Скорее, наоборот, придавала ему некую законченность. Как и сбитые костяшки, шрам на скуле и подживший синяк.

Только вот акцент…

Французский акцент сейчас был ни к чему.

Я откашлялся и огляделся по сторонам, желая завязать с кем-нибудь разговор и попрактиковаться в столичном выговоре, но тут на круг вывернул паровик за номером пять с двумя красными полосами на бортах. Когда самоходный вагон притормозил у остановки, я запрыгнул на площадку, оплатил проезд и ухватился за поручень.

Колеса резво застучали на стыках рельсов, за окнами замелькали деревья, дома и телеги. Все как обычно, все как всегда. Разве что полицейских на улицах было куда больше, чем обычно. И не только регулировщиков и постовых на перекрестках, но и конных констеблей в скверах и бойцов в полной выкладке у припаркованных в переулках броневиков.

Готовятся гонять студентов? Уж лучше бы налетчиков искали!

Я задумался, не заняться ли этим самому, но сразу фыркнул себе под нос. Я не сыщик. У меня нет ни навыков, ни связей, самостоятельно мне социалистов не найти. Да и у них ли еще бумаги? В этом были большие сомнения.

Паровик вывернул на набережную и покатил вверх по течению Ярдена. Дым вовсю валил из трубы, время от времени вагоновожатый мощным гудком требовал освободить пути, и всякий раз после этого у меня еще долго звенело в ушах. К счастью, до мигрени дело не дошло.

Когда центр города сменился жилыми застройками и рельсы повернули на мост, я спрыгнул с площадки и зашагал к ближайшей станции подземки. Купил билет в будке на входе, спустился на платформу, и почти сразу из тоннеля вылетел паровоз, весь в клубах белого пара.

Я показал билет контролеру и занял место в вагоне второго класса. На протянувшихся вдоль стен сиденьях расположились цеховые мастера, помощники инженеров и клерки заводоуправлений, случайных людей не оказалось. Оно и немудрено – эта ветка подземки шла прямиком на фабричную окраину.

Раздались два коротких гудка, вагон дрогнул, и состав вполз в тоннель, а там резво покатил вперед, все набирая и набирая ход. Вагон начал раскачиваться, показалось даже, что вот-вот – и он сойдет с рельсов, но никто из моих попутчиков обеспокоенности не выказал. В окнах замелькали яркие пятна фонарей.

Свет – тьма. Свет – тьма. Свет – тьма.

Вспышки и мрак.

Затем поезд замедлил бег и въехал в подземный зал соседней станции. Кто-то вышел, кто-то зашел, и мы отправились дальше. Я покинул вагон на конечной остановке и поднялся на улицу по лестнице, показавшейся с непривычки просто бесконечной. Да еще земля так и раскачивалась под ногами, поэтому после недолгих раздумий я пришел к выводу, что подземка мне определенно не понравилась.

Но какие варианты? Извозчики заломили бы за поездку на окраину кругленькую сумму, а никак иначе до лечебницы для душевнобольных имени Готлиба Бакхарта было попросту не добраться.

На крыльце станции я сверился с записями в блокноте, выбрал нужную улицу и зашагал вдоль обочины. В округе располагалось сразу несколько фабрик и заводов, меж их корпусов размещались склады и мастерские подсобных хозяйств. Хватало и конторских зданий, изредка попадались жилые дома, но какие-то совсем уж закопченные и неказистые.

Людей на улице почти не было, только со дворов доносились стук и лязг да несколько раз проехали повозки, нагруженные ящиками и мешками так, что надсадно скрипели оси. Однажды на пути повстречалась собачья стая, но шавки при виде меня сразу скрылись в ближайшей подворотне.

К лечебнице я вышел минут через десять. Легкий дождь сменился привычной для осени моросью, небо затянули плотные облака, и округа выглядела на редкость мрачно и неуютно. Корпуса «Готлиб Бакхарт» щерились спицами громоотводов, окна закрывали решетки, а территорию со всех сторон ограждал высокий забор с колючей проволокой поверху. В газетах писали, что его выстроили после случившегося во время пожара побега пациентов; до того оградой было обнесено лишь центральное здание.

Отыскав примерное месторасположение сгоревшего корпуса, я повертел головой по сторонам и двинулся к Ярдену. Саму реку отсюда не было видно из-за домов, но на картах был отображен один из ее притоков, убранный в подземный коллектор.

Мог я спрыгнуть в него, спасаясь от огня?

Мог, почему нет…

Прогулка до берега ничего не дала. Я не помнил больницу и узкие серые улочки округи не помнил тоже. Никаких ассоциаций. Ничего не ворохнулось ни в душе, ни в памяти.

Впрочем, это еще ни о чем не говорило. Ожоги, ночь, подземный коллектор. Это было похоже на правду. Но пока лишь похоже…