Я развернулся и направился обратно к лечебнице. И удивительное дело: чем ближе подходил к главным воротам клиники, тем тяжелее становилось на сердце. Словно подспудно надо мной довлело опасение, что сейчас распахнутся двери и на улицу выскочат крепкие санитары, запеленают в смирительную рубашку и уволокут в обитую войлоком комнату.

Что будет дальше? Никаких догадок.

И потому я не стал придавать значения своим страхам, встал напротив проходной и достал блокнот. Какое-то время ушло на заточку карандаша, а затем на листе штрих за штрихом начало возникать мрачное четырехэтажное строение с глухой дверью и зарешеченными окнами. На крыше торчали штыри громоотводов, от одного взгляда на них по спине забегали мурашки. На стенах висели водосточные трубы, переходящие в раструбы уже между вторым и третьим этажами, поверх высокого забора железным чертополохом протянулась колючая проволока.

Я как раз заканчивал набросок, когда дверь распахнулась и ко мне направился крепкий парень в форме больничного охранника. На одном его боку висела дубинка с электрическим разрядником, на другом торчала в сторону рукоять убранной в кобуру «Гидры».

– Что это ты делаешь?! – с ходу потребовал объяснений крепыш.

– Рисую, – спокойно ответил я.

– Это закрытая территория!

Я оторвался от блокнота и усмехнулся.

– Серьезно?

– Проваливай или я вызову полицию!

– А что, если я хочу перекинуться парой слов с кем-нибудь из здешних мозгоправов?

– Персоналу запрещено общаться с прессой! – заученно отчеканил охранник.

– Разве запрет остановит того, кто захочет срубить пятерку, дружище? – поинтересовался я.

– Что-то ты слишком щедрый для газетчика!

Я вытащил из кармана прихваченный с собой выпуск «Столичных известий» и развернул его на криминальной хронике, демонстрируя охраннику нарисованный полицейским художником портрет одержимого электричеством сиятельного.

– Не, – рассмеялся парень. – Тут тебе ничего не обломится! Сыщики давно всех досуха высосали!

– Серьезно? – Я выудил из бумажника стопку пятерок, благо загодя разменял одну из пятидесятифранковых банкнот. – А если меня волнует судьба профессора Берлигера?

Охранника синенькие портреты Александра Вольты однозначно заинтересовали, он оглянулся и облизнул губы.

– Решил зайти с другого конца?

– Почему нет?

– Профессор сгорел, даже пепла не осталось.

Я на миг задумался, потом кивнул и спросил:

– У Берлигера было собственное отделение. Кто-то из его персонала еще работает в клинике?

Охранник протянул руку, получил пятерку и посмотрел на меня с хитрым прищуром.

– Отделение было небольшое, кто-то погиб при пожаре, кто-то уволился. В клинике остались только охранники, но они просто стояли на входе. Могу назвать пару имен, хотя предупреждаю сразу – толку не будет.

Не было никакой возможности проверить, не морочат ли мне голову, но я решил довериться интуиции и выдернул из пачки следующую банкноту.

– С кем стоит поговорить из тех, кто уволился?

Охранника принял купюру и уточнил:

– Тебя интересует только имя?

Я протянул ему очередную пятерку и добавил:

– И где этого человека найти.

– Эндрю Кларк, – сообщил тогда охранник. – Устроился санитаром в Общественную больницу округа Кулон. Найдешь его там.

– А остальные?

– Понятия не имею. Отделение расформировали подчистую. Мы время от времени катаемся в окружную больницу за психами, встретил там Кларка совершенно случайно. А так бы даже и не знал, где он теперь.

Я медленно кивнул, обдумывая услышанное.

– У тебя все? Тогда проваливай, а то наряд вызову, – предупредил охранник и скрылся на проходной.

Не стал задерживаться у клиники и я, вернулся на станцию подземки. На окраину электричество еще не провели, и перрон освещал мягкий свет газовых фонарей. В ожидании поезда я принялся доводить до ума рисунок главного корпуса. Нашлось на нем место и алчному охраннику. Если тот вдруг облапошил меня, проучить ловкача будет несложно.

Но не облапошил, думаю, нет. Скорее, рассказал то же, что и всем остальным.

В конце концов, зачем напрягаться и выдумывать нечто новое?

3

Когда у платформы наконец остановился поезд, я вместе с несколькими работягами, коммивояжером с неподъемным чемоданом и компанией скромно одетых женщин, державшихся наособицу, погрузился в пустой вагон и покатил обратно в город. Вышел на одну остановку раньше – оттуда до округа Кулон было рукой подать, но, памятуя о данном кузине обещании, первым делом отыскал телефонный аппарат и позвонил в клуб.

На вызов ответили сразу, будто специально сидели перед аппаратом и ждали звонка.

– Бонжур… – осторожно произнес я, смущенный такой стремительностью, но оказалось, что трубку сняла Софи.

– Жан-Поль, ты где?! – встревоженно выпалила она.

– Тут неподалеку. Что-то случилось?

– Звонил Натан Ульрих. В канале выловили тело, они думают, это Жиль.

Сердце екнуло, но я поборол растерянность и спросил:

– Что случилось? Это сицилийцы?

В трубке послышался тяжелый вздох.

– Пока никакой ясности нет, – ответила Софи. – Нет даже уверенности, что это именно Жиль. Сможешь съездить в морг на опознание?

Я беззвучно выругался, но отказывать кузине не стал и достал блокнот.

– Диктуй адрес.

– Тебе нужен новый морг на площади Везалия. Это сразу за Медицинской академией.

– Разберусь, – решил я и уточнил: – Ты в порядке?

– Да. Позвони сразу, хорошо?

– Обязательно.

Я повесил трубку, вышел на улицу и взмахом руки подозвал извозчика, поджидавшего клиентов неподалеку от станции подземки. Освобожденное тем место немедленно занял выехавший из соседнего переулка экипаж.

– Куда желает ехать синьор? – спросил извозчик с резким акцентом недавнего переселенца.

Я укрылся от мороси на сиденье под кожаным верхом и распорядился:

– На площадь Везалия.

Извозчик неуверенно покрутил головой и спросил:

– Покажете дорогу?

Я имел весьма отдаленное представление, где находится морг, поэтому сообщил новый ориентир:

– Медицинская академия!

– Ах, академия! Знаю, синьор! Вмиг домчу!

Удивительное дело, но извозчик доехал до места, ни разу не заплутав по дороге. Правда, выезд на площадь ему с ходу отыскать не удалось, пришлось срезать пешком напрямик через территорию академии. Но идти оказалось всего ничего, даже промокнуть не успел.