Как только папарацци закончил работу, Зоя оставила автограф на его футболке несмываемым маркером. Она передала маркер Кейт, чтобы та тоже смогла расписаться, но фотограф уже шел к выходу. Зоя заметила легкую обиду в глазах подруги, и ей стало жаль ее. Даже ком подступил к горлу. Значит, она еще способна что-то чувствовать? Да, ее нельзя назвать бессердечной.

А Кейт уже овладела собой. Она позвонила Джеку и, хихикая, сообщила о том, чем они с Зоей заняты.

– Мы совсем недалеко! Нам делают татуировки!

Последнее слово она произнесла шепотом, восторженно протянув букву «о». Казалось, она удивляется собственной смелости.

«Интересно, – думала Зоя, – повзрослеет когда-нибудь Кейт или нет? Почему она так растерянно, даже робко сообщает про то, что ей под кожу ввели капельки туши? И кому! Мужчине, за которым замужем уже восемь лет. Словно он имеет какое– то право ее осуждать».

Зоя вздохнула. Возле ее руки жужжала игла. Когда вонзалась ближе к кисти, становилось больно. Да, больно, хотя не так, как при велосипедном спринте. Что можно сделать для Кейт? Она отобрала у Кейт уверенность в себе, но это не означало, что она способна ее вернуть. Вот бы поверить, что Кейт не так уж сильно страдает, что она не знает, как все это несправедливо по отношению к ней. Может быть, Кейт не замечает, какой усталой она выглядит рядом с Зоей, как утомляет ее эта ноша – Софи.

Тяжело размышлять об этом. Если Кейт понимала, что с ней случилось, что с ней продолжает происходить, – тогда то, что она при этом не плакала, вызывало слезы у Зои.

Ну вот. Опять защипало глаза. Зоя внесла это ощущение в список и соединила с другими пунктами: болью, потерей равновесия, жалостью – всем тем, что чувствовала, когда позволяла слишком глубоко задумываться о подруге. Казалось, у нее внутри жила некая схема – созвездие разрозненных эмоций, которые, собранные воедино, создавали образ человека, которому ты небезразлична. Но, с другой стороны, ты мог соединить звезды между собой, как пожелаешь. Одни, например, видят на небе огромный ковш, а другие – всего-навсего плуг.

А вдруг она станет доброй – она, Зоя? Эта мысль пугала.

А Кейт все разговаривала с Джеком. Тот явно был недоволен.

– Ну что такого? – погрустнела Кейт. – Не говори так. Просто мы решили немного развлечься.

Зоя увидела, как погасли ее глаза.

– Это же всего на час, не больше. Разве вы не сможете нас дождаться? Хорошо, хорошо, ради бога. Скажи Тому, что мы извиняемся. Мы, конечно, не должны были уходить.

Снова пауза.

– Это всего-навсего простая татушка, Джек. Олимпийские кольца. Я же не физиономию Тони Блера решила выколоть.

«Интересно, что такое ей говорит Джек, – размышляла Зоя. – Вообще-то он не должен злиться из-за таких мелочей». Зоя очень хорошо его знала.

Осенью две тысячи второго года всем троим было по двадцать два года. Джек победил в нескольких больших гонках, Зоя выигрывала все подряд: гонки преследования, спринт, гонки на время. Остальные гонщицы состязались в этом сезоне за второе место. Зоя участвовала в соревнованиях так часто, что ей даже не было нужды тренироваться. Так продолжалось все лето, и Зоя привыкла видеть Кейт на второй ступени пьедестала почета, глядя на нее чуть свысока. Теперь, когда они подружились, этот факт было легко превратить в шутку. «В следующий раз твоя очередь», – говорила Зоя, и они хохотали, пока шла церемония вручения медалей. Только проиграв, Зоя поняла, что это совсем не смешно.

Осенью, за неделю до национального чемпионата в Кардиффе, Кейт обошла ее в ночной спринтерской гонке на Манчестерском велодроме. Эту гонку транслировали по национальному телевидению в прайм-тайм. Еще и поэтому трудно было справиться с ощущением поражения. Том с трудом заставил Зою подняться на пьедестал и получить серебряную медаль. Ей пришлось стоять, подняв голову, на второй ступени почета и смотреть на лучистую улыбку Кейт, на ее четко вырезанные скулы. Тогда у Зои страшно разболелась шея и болела потом всю неделю.

Национальный чемпионат в том году был великолепен. Велосипедный спорт становился все популярнее, на велодромах собирались толпы зрителей. Все финалы передавали в прямом эфире на канале ITV. Джек выиграл спринт. Зоя и Кейт прошли предварительные заезды и должны были встретиться в финальной гонке. Кейт смотрела на Джека, поднимающегося на пьедестал, а Зоя тем временем отыскала в его спортивной сумке мобильник и отправила самой себе сообщение. Потом, когда они с Кейт находились рядом с треком и снимали костюмы, в которых разминались перед гонкой, Зоя притворилась, будто только что получила эту эсэмэску.

Она ахнула, взволновалась:

– О…

Кейт положила руку ей на плечо.

– Что случилось?

– Ничего. Извини.

Зоя взяла шлем и туфли и направилась к линии старта, оставив на сиденье мобильник Джека. Только это и требовалось. На старте Кейт была вне себя. Финал состоял из трех заездов, но третья гонка Зое не понадобилась. Стоя на второй – «серебряной» – ступени почета, Кейт заливалась слезами.

Все оказалось еще хуже, чем могла себе представить Зоя. Вторую половину дня она просидела в отеле, где они все остановились, глядя на свою золотую медаль, сожалея, что не может ее возвратить. Глаза покраснели от слез.

Ближе к вечеру постучал Джек. Он весь дрожал и не говорил ни слова.

– Она здесь? – спросила Зоя.

– Уехала домой, – с трудом вымолвил Джек.

– А ты с ней не поехал?

– Она не позволила. Позвони ей, скажи, что эсэмэску отправила ты!

– Тебе она не поверила? Джек покачал головой.

Зоя беспомощно развела руками:

– Тогда как же она поверит мне?

Джек долго смотрел на Зою в упор, а она – на него. Он был в отчаянии: понимал, что она права.

– Ну почему ты такая? – наконец спросил он.

Зоя расплакалась и никак не могла остановиться. Она не просила Джека утешать ее, а он и не утешал.

Они пошли прогуляться в гавань. Зоя умоляла Джека простить ее, обещала, что больше такое не повторится. Был холодный серый день. По морю катились волны с белыми бурунами. Недавно отросшие волосы Зои развевались и путались на ветру. Чайки отчаянно кричали, словно ангелы, изгнанные из рая. Воздух пропах солью. Зоя швырнула в море золотую медаль, выигранную на чемпионате. Медаль зацепилась за обрывок каната и повисла на ленте. Золотой диск качался и посверкивал под серой водой. Джек и Зоя долго ждали, но медаль не желала тонуть.

Двенадцать часов спустя Зоя вернулась в Манчестер и сразу же, через пятнадцать минут, стала тренироваться: предстояла Олимпиада в Афинах. До игр оставалось меньше двух лет, так что надо было стараться. Каждый ярд по треку приближал на ярд к победе. Да, это ее судьба – даже кожу покалывало от понимания этого. Но что-то ее тревожило, не давало покоя; понадобилось две недели, чтобы она поняла, что именно. Не могла она сосредоточиться на тренировках, пока не извинится перед Кейт, пока все не уладит. Это было ново для Зои: ощущение, что ее благополучие связано с кем-то другим. Она угодила в ловушку. Чувство вины нарастало и нарастало, тело слабело пропорционально этому чувству. Скоро она уже не смогла выжать штангу, лежа на мате, ей становилось все хуже и хуже, она возмущалась, она почти ненавидела Кейт – за то, что Кейт ей так нравилась.