— Врешь, лапочка, — спокойно сказал Мазур. — Ты не читала Жоржа Сименона?

— Нет. Я вообще читала мало, только модные бестселлеры — чтобы можно было поддержать разговор, иногда речь заходит о книгах. А что это за Сименон такой? Имя определенно французское, но фамилия, хоть и похожа на французскую, но уникальная какая-то, никогда ее не встречала…

Не удивительно, подумал Мазур. Вполне возможно, Сименон говорил в интервью чистую правду — что его предком был русский солдат Семенов, изменивший имечко на французский лад. Как ни прискорбно для национальной гордости, но факт остается фактом: пока русские войска стояли во Франции после взятия Парижа, не так уж мало солдатушек, бравых ребятушек, дезертировали и осели во Франции. Вроде бы никто из них так и не был разыскан.

— Ладно, если не слышала, то и объяснять можно в двух словах — автор детективов, — сказал Мазур. — У него в одном рассказе есть строчки, замечательно подходящие к случаю: «Судья не солгал, ибо судьи не смеют лгать, но не сказал всей правды». Это о тебе, в аккурат. Ты не врала, думается мне. Просто не говорила всей правды. Не подумала, что я это просеку. Понимаешь, ты знаешь слишком много для обычного эксперта, которого привлекают исключительно для того, чтобы он определил, что за камешки перед ним, стекло или алмазы. Неправильно много, я бы выразился, хотя это выражение и грешит малость против грамматики, но истине соответствует. Столько человеку, по сути, постороннему, никто никогда не расскажет. Шефы службы безопасности, неважно какой, болтунами не бывают. Тебе рассказали бы минимум. Ни словечком не заикнулись бы о том, что здесь замешан министр внутренних дел, а то и сам президент. И о том типе, которого вязли в миссии, не рассказали бы. И о многом другом. А ты очень много знаешь. Вариантов два — либо ты сама опытный спецагент, либо… Ты ведь трахалась с Патрисом? Коли уж прихватила в эту командировку презервативы — на случай, если дежурство затянется, если я задержусь в Лубебо, ага?

— Ну и что? — бросила она с некоторым вызовом. — У меня нет расовых предрассудков. И я одинокая.

— Да господи… — поморщился Мазур. — Я же не проповедник, чтобы читать тебе мораль. Я о другом. Ты с ним трахалась, и он распустил язык. Так? Верно?

— Ну да… Это ведь ничего не меняет в произошедшем.

— В общем, да, — сказал Мазур. — Но вновь самое время процитировать ту фразочку из рассказа о судье. Не сомневаюсь, что он и в самом деле сказал шефу насчет шокера. Вот только никакого шокера у него с собой не было. Здесь я ничего такого не нашел, — он похлопал по крышке ящика, на котором они сидели. — Сильный электрошокер — штука относительно габаритная. В кармане джинсов или за поясом под футболкой он был бы заметен. А я ничего не усмотрел. Зато у него был нож, которым он меня собирался умело ткнуть… Так, чтобы убить на месте. Это как-то решительно не согласуется со светлым образом честного офицера, озабоченного лишь выполнением задания. Гораздо больше похоже на действия человека, решившего присвоить камешки и готового ради этого переступить через труп. Знаешь, ты выглядела испуганной, да, но боялась исключительно меня. У меня осталось впечатление, что ты заранее знала кое-что… Как-то ты и не удивилась происшедшему — тому, что он кинулся на меня с ножом… Ты была в курсе, — сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно! — Ты с самого начала была в курсе, и вы работали на пару. С девушкой, которую просто трахают; не делятся такими подробностями операции. Твой Патрис, сдается мне, был хорошим профессионалом. А такие язык не распускают и в постели. Но вот если вы были сообщниками, такая откровенность вполне объяснима… — тема эта не таила никаких загадок, и Мазур продолжал уверенно:

— Он тебе обещал, что разведется со своей опостылевшей мымрой или просто ее бросит, и вы вдвоем укатите в Европу, где заживете припеваючи…

— Откуда вы знаете? — вырвалось у нее.

Мазур, не сдержавшись, засмеялся. Давно известно под любыми широтами: порой лаже у женщин, остротой ума не уступающих компьютеру, отключается соображалка, когда речь заходит о выгодном замужестве. Что говорить о феминах попроще… Которую сотню лет дурочек — и не только дурочек — на эту приманку ловят. И в чистых, и в грязных делах — от простых развратников-ловеласов до гангстеров и разведчиков… Чтобы подтолкнуть ее к откровенности, следовало устроить нехилую эмоциональную встряску.

— Да я и не знал, — сказал Мазур. — Просто догадался. Столько раз на подобные сказки разводили умных и не особенно баб… Последний штришок. Ты случайно не знаешь, где сейчас его жена с детишками?

— Знаю. Он говорил, что отправил их отдохнуть на Ибицу…

— Ага! — сказал Мазур. — Все сходится… Шери, в его планах на будущее тебе места не было. Изучи-ка…

И протянул ей оба бельгийских паспорта и поддельный ньянгатальский. Николь их полистала, неуклюже действуя пальцами одной левой руки. С ее смазливой мордашки понемногу пропадало легонькое хмельное веселье.

— Ну, убедилась? — безжалостно спросил Мазур, отправляя все три паспорта за борт. — Если подзабыла географию, я тебе напомню, что Ибица — как раз в Испании. Испанская виза у него была действительна еще только две недели. Значит, он заранее продумал уход. И придумал, как переправить камни за границу — умный человек найдет, не один способ. Уяснила? Не было тебе места в его планах наг будущее. А значит, ты прожила бы ровно столько, сколько тебе понадобилось бы времени, чтобы изучить камни — ну, не все, на выбор, и сообщить ему, с чем вы имеете дело, со стразами или алмазами… Доходит это до тебя?

Дошло, судя по ее лицу — горестному, застывшему.

— Ну, так что? — напористо спросил Мазур. — Ты ведь знала заранее?

Она вскинулась, чуть ли не истерично вскрикнула:

— Ну да! Да! Знала! Каждый в этом мире устраивается, как может. Ты что, ангел? Ты сам эти камушки спер! Святоша нашелся… Если можно тебе, почему нельзя мне? Особенно… — она замолчала.

— Особенно если самой ручек пачкать не придется, — спокойно закончил за нее Мазур. — Всю грязную работу выполнит любовничек. Бог ты мой, как банально…

— Боже мой… — прошептала она с видом сомнамбулы. — Что я сказала? Теперь ты точно…

Мазур дал ей время как следует помучиться томительной неизвестностью: должен же он был получить хоть какую-то моральную компенсацию от особы, заранее знавшей, что его будут убивать, и тем не менее мастерски подыгрывавшей партнеру? Если ничего больше с ней не сделать — убивать не станешь, а бить морду этой дешевой стервочке — себя не уважать…

Решив, что ее достаточно поколбасило, что ее как следует пробрал страх вновь возникшей перед глазами неминучей смерти, Мазур хмыкнул и похлопал ее по колену:

— Ладно, подбери сопли. Не буду я тебя убивать. Поступлю, как договорились. Виски плеснуть?

— Н-налейте… — подбородок у нее снова подрагивал. — Ч-чистого… Вы, правда, не…

— Да не убью, не убью, успокойся, — поморщился Мазур. — Был бы моложе — убил бы. А так… Давненько отвык от чувств и эмоций. Ну, захотела разбогатеть резко. Ну, знала, что ради этого придется перешагнуть через труп. Банальная, в принципе, история. Не стоит на нее расходовать чувства и эмоции, нервные клетки не восстанавливаются…