Верный «Паркер» в планшете, бумага и чернила в сейфе, времени до утра еще много, так почему бы не выполнить задуманное? Подкинув дров в печку и взяв из сейфа необходимое, я сел за стол. Писалось легко, хотя спецэффектов, как в прошлый раз, не было. Строчки и схемы быстро ложились на бумагу. О чем писал? О событиях, бывших в 1942–1943 годах в покинутой мной реальности. О просчетах нашего командования, действиях немецких войск, напирал на необходимость улучшения снабжения войск боеприпасами и продовольствием, усиления воздушного контроля над Демянским котлом, флангов Харьковского выступа, обороны Кавказа и Сталинграда. Да вообще о многом. Хоть история и поменялась, но ошибки-то повторялись. За ними как-никак те же люди стояли, что и у меня. Закончил я писать утром, когда горнист протрубил подъем. Печка была совсем холодная. Увлекшись писаниной, я совершенно про нее забыл. Чайник, кстати, тоже остыл, пришлось пить холодную воду. Вроде и не спал целую ночь, но чувствовал себя отдохнувшим и бодрым, а раз так, то следовало вернуться к своим командирским обязанностям. Например, проконтролировать исполнение личным составом распорядка дня. Да и вообще перед народом появиться, вставить для порядка кому следует командирский пистон. А то небось забыли, как командир выглядит и что от личного состава требует.

На улице застал чрезвычайно интересное зрелище – выход личного состава на утреннюю зарядку и ее проведение. Она проводилась, как положено, и замечаний делать не пришлось. Вот только количество личного состава слегка напрягло. Оно было слишком большим от озвученного мне в ОМСБОНе, раз так в пять.

В декабре, убывая в Минск, на базе мы оставили всех больных, часть комендантского взвода, все подразделения тяжелого вооружения, учебную роту, школу снайперов, часть взвода связи, часть тыловых служб, прикомандированных старших возрастов из «истребительных» батальонов и ремроту общей численностью около шестисот человек. С учетом изъятия у нас ряда подразделений, по моим предварительным расчетам, тут должно было находиться не более трехсот моих парней, а тут присутствовало порядка полутора тысяч, в том числе и около сотни женщин. Да каких! Молодых, улыбчивых, симпатичных, спортивных и красивых, бежавших в строю вместе со всеми! Откуда они? Женщины в таком количестве были только в учебном отряде Паршина, но он переформирован в полк и, по идее, должен был перебазироваться на новое место. Или это девчонки из школы снайперов? Сюрприз, однако! Совсем отстал от жизни, не знаю, что творится у меня под носом! А ведь вчера на сабантуе меня никто из присутствовавших ни о чем подобном не предупреждал! Гады!!! Так подставлять командира!!! Я ж с ума могу сойти от такой красоты!!!

Ясность в данный вопрос внес дежурный по части, а потом подтвердил оставшийся из-за сломанной руки за начстроя и политрука базы в одном лице младший политрук Ермаков.

Женщин, кстати, я видел далеко не всех, так как больше половины из них были на дежурстве или отсыпались после ночной смены. Они были из учебного авиаполка Паршина, отдельного зенитного дивизиона, прикрывавшего аэродром и нашу базу, а также из роты связи авиадивизии, выросшей из остатков моего радиовзвода. Перебазировать авиаполк от нас (во всяком случае, в ближайшее время) никто не собирался, так как здесь был налажен учебный процесс, а на ремонтную базу продолжали поступать для ремонта и разборки поврежденные транспортные самолеты авиадивизии. Остальные полки дивизии Паршина дислоцировались на аэродромах во Внуково и под Брянском. Кстати, база и аэродром до сих пор считались хозяйством именно нашего батальона, так что можно считать «спортсменок» тоже нашими.

Остальные «спортсмены» тоже были местные. Школа снайперов, хоть ею теперь и командовал капитан из 2-го МСДОНа, никуда не переводилась, так как решено было не разрушать отлаженный учебный процесс и материальную базу.

Учебная рота в феврале получила на обучение большую партию мобилизованных, и теперь они завершают учебный курс. Опять-таки, как ни крути, наши. Ну, а остальные были вообще «свои в доску», а именно те, кто прибыл из госпиталей и восстанавливался после ранений и болезней, в том числе и «ястребки» из прикомандированных истребительных батальонов.

Всего же на базе находилось свыше 2 тысяч человек, из них бойцов штурмовых и егерских рот 308 человек, в том числе прибывших из госпиталей – 130. Роты имели в своем составе по 30–50 человек, и требовалось их заново сбивать и готовить, чем и занимались находившиеся на базе командиры. Правда, участвовавших в боях «старичков» осталось всего с десяток. Остальные пришли на место павших с училищной скамьи и ни хрена еще не умели. Поэтому основная нагрузка по подготовке подразделений легла на плечи сержантов и «дедов».

Из техники по новому штату в батальоне было почти все. Правда, больше половины ее требовало восстановления или ремонта, так как в отсутствие батальона его техника шла на восполнение потерь группы Козлова, а оттуда уже возвращалась битая.

Короче, все требовалось начинать сначала и готовиться к боям, так как никто держать нас в тылу не будет. Чем я и занялся, влившись в повседневную командирскую «карусель». До обеда успел пройтись по всем подразделениям и паркам, понаблюдал за учебным процессом и проверил состояние техники. На полигоне и в учебном классе поговорил с сержантами и бойцами «старой гвардии», услышал много интересного о своих подчиненных командирах и пополнении.

Столовая понравилась своей чистотой и ухоженностью персонала. Кормили неплохо и довольно вкусно. Порции, правда, были небольшие, сказывалась напряженка с продовольствием в стране. Тут в столовой питались в том числе гражданские специалисты и рабочие из КБО и рембазы.

После обеда гонял молодежь из числа командиров. Физически и теоретически парни были совсем неплохи. Командная и боевая подготовка у них тоже была на высоте, за два месяца под руководством моих сержантов пообтесались. Результаты их стрельб откровенно порадовали – все попали в «яблочко» мишени. На полигоне тактически действовали грамотно и уверенно. С картой общаться научились. Из всех вновь прибывших командиров мне больше всего своей подготовкой и навыками приглянулся прибывший на должность взводного лейтенант Максимов. Молодой, но очень опытный сибиряк-охотник, отлично освоивший все виды вооружения, имеющегося в подразделении, и наши тактические приемы. Его можно было сразу ставить на роту, тем более что о нем очень неплохо отзывались бойцы «старой гвардии». Занятия закончились уже далеко после отбоя.

День выдался напряженный во всех отношениях. Мне, чтобы заняться скопившимися за почти три месяца штабными бумагами, светового дня не хватило. Поэтому младший политрук Ермаков, поняв, что командир в загоне, оставил свои бумаги до следующего утра…

* * *

(РИ) Из сообщения Совинформбюро:

«В течение 6 марта наши войска, отбивая контратаки противника, продолжали продвигаться вперед и на некоторых участках фронта заняли несколько населенных пунктов. За 5 марта сбито в воздушных боях и уничтожено на аэродромах противника 79 немецких самолетов. Наши потери – 14 самолетов…»

* * *

(РИ) 6 марта 1942 года Франц Гальдер записал в своем дневнике: «В обстановке ничего существенно нового, что отчасти объясняется неблагоприятной погодой, отчасти – истощением сил. Противник ограничивается лишь частными атаками».