Донна рассказала ей все о суде над Джорджио и о его последующем приговоре. Как ни странно, она легко и непринужденно поделилась с Каролиной своими сугубо личными проблемами. Описала, как взяла на себя управление бизнесом мужа, какой нашла там беспорядок. А потом поведала Каролине, как задавала мужу в лицо неприятные вопросы… В общем, рассказала все.

Каролина покачала головой и нахмурилась.

— А сколько лет вы были женаты?

— В этом году будет двадцать.

— А вы хотели иметь детей? Или как?

— Я не могла иметь детей. Мы долго пытались. Каждый месяц я думала: вот оно! Младенец! Но этого так и не произошло. Наконец мы отправились к специалисту, и оказалось, что я не способна родить. Все протекало долго и сложно. У меня было три выкидыша, пока я принимала таблетки от бесплодия. Смешно говорить об этом, понимаю, но, когда я слышала о том, как некоторые женщины одновременно рожают шесть или пять детей, мне это напоминало окот овец. Или как если бы они родили щенят или еще кого-то. И все же я с радостью родила бы и двадцать детей — так отчаянно мне хотелось ребенка. Родить ребенка для Джорджио, потому что он страстно о нем мечтал. Волновалась и думала: а вдруг бросит меня из-за какой-нибудь плодовитой красотки, с огромными грудями и мощными, широкими бедрами!

Каролина рассмеялась вместе с ней, однако на лице девушки было написано искренне ее сочувствие по отношению ко вновь приобретенной подруге.

— А потом… Годы шли, и мы все меньше и меньше говорили об этом. В конце концов молчание стало чем-то вроде самозащиты. Дети наших друзей начали подрастать, и мы сами становились старше. Тогда я попыталась зачать ребенка в пробирке. И потеряла его спустя четыре месяца: это был прекрасно сформировавшийся мальчик. После чего я пала духом. Джорджио — тоже. У меня случилась сильнейшая депрессия, я была страшно подавлена. Однако Джорджио во многих отношениях сам как ребенок. Я заботилась о нем, о нашем доме, обо всем. Мне никогда не приходилось по-настоящему работать. Ни одного дня! У меня даже живет домработница. Самым тяжким трудом мне представлялась возня в саду, и это при том, что у нас есть человек, который приходит два раза в неделю подстригать лужайки и разравнивать теннисный корт. Другой молодой человек раз в месяц чистит бассейн. Чисто внешне у меня вроде бы есть все, но внутри — пустота. Нет детей. Муж посажен на восемнадцать лет… Теперь он хочет, чтобы я сделала для него кое-что, а я далеко не уверена в себе, получится ли это у меня. Даже не знаю, хочу ли я это сделать… Такая неразбериха — просто ужас какой-то!

Каролина потрясенно молчала. Она не могла придумать, что сказать в утешение. Ей безумно нравилась эта женщина, (впрочем, как и всем, кто ее знал), от манеры одеваться до ее милого голоса и доброты. Чисто внешне она чувствовала так, словно Донна на целые столетия старше ее, не столько по годам, сколько по жизненному опыту. Слушала рассказ о ее одиночестве, и каждое слово ножом резало ей сердце. Каролина посмотрела на своих детей — на маленького Майкла Джозефа, у которого все личико было испачкано томатным соусом, а рот набит гамбургером, и на дочку, ее Шивонн, со светленькими хвостиками и зияющей пустотой вместо переднего зуба на верхней десне. Подумала о своей квартире на верхнем этаже дома в Ист-Хэме. И вдруг почувствовала благодарность судьбе за все, что у нее есть. Она по природе была хорошей матерью и прекрасно понимала настроение этой изысканно одетой женщины, что сидела напротив нее.

— А что он хочет, что бы вы сделали?

Донна медленно покачала головой:

— Простите, но этого я не могу вам сказать. Даже не знаю, правильно ли я его расслышала, настолько это невероятно. Я боготворила Джорджио с первой встречи, всю жизнь стремилась только доставлять ему удовольствие и боялась, что, если буду спорить с ним, он просто-напросто оставит меня. Особенно из-за того, что не смогла родить ему ребенка. И как следствие всего этого он жил собственной жизнью, такой, какой хотел, и я позволяла ему это. Джорджио многие годы не раз вступал в любовные связи: я же никогда ничего ему не говорила — только жила в ожидании дня, когда очередная связь закончится. Уже смирилась с тем, что так оно и будет всегда. А теперь я сама себе хозяйка, он нуждается во мне больше, чем я в нем, и этот факт доставляет мне удовольствие, хотя я в глубине души и понимаю, что не права. Это ведь зло!

Каролина причмокнула губами.

— Не понимаю, почему зло. Если вам интересно мое мнение, то он мне кажется эгоистичным ублюдком. Моя мама говорит, что все они, мужики, ублюдки и эгоисты. Вы отдали ему двадцать лет, ухаживали за ним, за домом, занимались делами. Наверное, ему пойдет на пользу, если вы покажете кое в чем свою силу. Я знаю, что Вейн гордится мной и тем, как я со всем управляюсь. И вот что еще скажу вам: я стала ему немного дерзить. Такого я никогда себе не позволяла до того, как он сел в тюрьму. И мне нравится моя независимость. Находясь рядом с ним с детства, я мирилась с тем, что всегда он заказывал музыку, и танцевала под его дудочку. Делала все, как он хотел. — Почти в точности по вашему сценарию.

Каролина замолчала, чтобы отпить глоток кофе.

— Настало время спасать свою жизнь, девочка! — с подъемом продолжила она. — Все, о чем бы он вас ни попросил, сначала долго и хорошенько обдумывайте. Слушайтесь разума, а не сердца. Это единственный стоящий совет, который я вам могу дать. Вы красивая, милая женщина, так что не продавайте себя слишком дешево. Если вы хотите его — получите свое, но на ваших условиях. Примерно то же самое я проделала с моим Вейном. Заставила этого бедолагу встать передо мной на колени и, право дело, почувствовала себя от этого далеко не так хорошо, как ожидала. В действительности, оставшись без него, я не делала и шагу из дома, не ходила ни разу на сторону с тех пор, как его посадили. Но ему дала понять, что болтаюсь повсюду — не то чтобы с кем-то путаюсь, а просто гуляю со своими подругами и все такое. На самом деле я езжу в «Бинго» с мамой по пятницам, это в Мекке, так она меня пытается развлекать, а мой папа в это время сидит с детьми! Я же понимаю, что в жизни многое делается не так, как об этом принято говорить; чаще случается иначе, но об этом обычно умалчивают. И тогда людям приходится самим думать. Это вроде игры, и как бы только мы знаем ее правила…

Донна по-доброму улыбнулась этим простым словам и той правде, которую они в себе заключали. «Каролина, молодая девушка, жизнь которой гораздо труднее, чем я могу себе вообразить, лучше меня разбирается в мужчинах. Не знаю, может, это к ней пришло с материнством. Может быть, она, как львица, сражается за своих детей, только и думая, как защитить их. А личность при этом отступает на второй план. Возможно, меня зря от всего оберегали…»

Она познакомилась с Джорджио спустя шесть месяцев после гибели родителей в той ужасной автомобильной катастрофе, когда столкнулось много машин. Джорджио пришел и перевернул всю ее жизнь.

Ее единственным живым родственником оставался брат Хамиш. Будучи старше ее на двенадцать лет, он жил своей жизнью в Ливерпуле. Остер Хамиш, в молодости окончивший университет, хотел казаться респектабельным джентльменом, и его двое детей напоминали персонажи из старых фильмов 40-х годов. Дети называли Остера Хамиша и его жену Аннабел матерью и отцом, а не мамой и напой. Теперь они оба уже выросли, оба вели образцовую жизнь, никогда не хохотали громко, от души и не играли во что-нибудь более шумное, чем «Монополия»…