Значит, пользу от несчастья может получить каждый, просто пессимисту нужно проделать дополнительные шаги, причем сознательные шаги, по инициативе наездника, чтобы мягко подтолкнуть слона в нужном направлении. Первый шаг – всеми силами менять свой когнитивный стиль до того, как грянет гром. Если вы пессимист, подумайте, не стоит ли обратиться к медитации, пройти когнитивную терапию или даже принимать прозак. Все они избавят вас от склонности к навязчивым неприятным размышлениям, научат направлять мысли в благоприятную сторону, а значит, придадут стойкости перед лицом будущих испытаний, помогут находить в них смысл и обращать их себе на пользу для личностного роста. Второй шаг – дорожить своей сетью социальной поддержки, строить ее, холить и лелеять. Одна-две крепкие социальные связи помогают преодолевать жизненные трудности не только детям (и макакам-резусам), но и взрослым. Отличное подспорье в поисках и обретении смысла – доверенные друзья, умеющие слушать. Наконец, росту способствует религия и религиозные практики – они и прямо помогают находить смысл (религии обеспечивают сюжеты и схемы толкования для утрат и кризисов), и укрепляют социальную поддержку (у верующих людей есть прочные связи в общине, а у многих и с Богом). Отчасти включенность в религиозную жизнь полезна и тем, что во многих религиях предусмотрена исповедь, позволяющая рассказать о внутренних бурях или Богу, или священнику.

Наконец, как бы хорошо или плохо ни были вы подготовлены к грядущим катастрофам, потом, через несколько месяцев, возьмите лист бумаги и начните писать. Пеннебейкер советует выделять для письма по пятнадцать минут подряд в течение нескольких дней. Не редактируйте написанное, не подвергайте себя цензуре, не думайте о правописании и структуре предложений, пишите – и всё. Пишите о том, что случилось, что вы чувствуете и почему. Если вы очень уж не любите писать, говорите в диктофон. Главное – выразите свои мысли и чувства, не навязывая им никакого порядка, но так, чтобы через несколько дней порядок проявился сам собой. И перед последним пятнадцатиминутным сеансом спросите себя, ответили ли вы на два вопроса: почему это произошло? Что хорошего я могу из этого извлечь?

Если гипотеза несчастья верна и механизм получения пользы связан с осмыслением и приведением в соответствие трех уровней личности, значит, в жизни случаются времена, когда несчастье более или менее необходимо. Может быть, сильная версия гипотезы верна только на некоторых участках жизненного пути?

Есть много причин полагать, что дети особенно беззащитны перед несчастьями. Развитием мозга в детстве управляет генетика, но на него влияет и среда, а один из важнейших факторов среды – это общий уровень безопасности по сравнению с риском. Хорошие родители помогут настроить систему привязанностей таким образом, чтобы у ребенка появилась тяга к приключениям, но даже и без этого, если ребенок чувствует, что живет в безопасном управляемом окружении, у него (в среднем) выработается положительный аффективный стиль и в дальнейшем будет меньше склонности тревожиться (Chorpita and Barlow, 1998). Но если окружение изо дня в день бомбардирует ребенка непредсказуемыми опасностями (будь то хищники, школьная травля или случайное насилие), это повлияет на развитие мозга, и ребенок станет менее доверчивым и более опасливым (о целом ряде биологических и психологических изменений в результате стрессогенной обстановки в детстве см. в Belsky, Steinberg, and Draper, 1991). Если учесть, что большинство жителей современных западных стран живут в безопасном мире, где оптимизм и проактивность в целом оправданы, а также если учесть, что большинству проходящих психотерапию нужно расслабиться, а не собраться, вероятно, детям лучше всего выработать положительный аффективный стиль и добиться самого высокого уровня счастья по умолчанию (см. о воспринимаемом уровне счастья С в главе 5), достижимого при их наследственности. Поэтому серьезные несчастья едва ли окажутся в чем-то полезными детям. (С другой стороны, дети удивительно стойки, и однократные события приносят им не так уж много ущерба, даже сексуальное насилие, вопреки распространенному мнению (Rind, Tromovitch, and Bauserman, 1998). Хронические обстоятельства гораздо важнее.) Разумеется, детям нужно усвоить определенные границы, чтобы научиться самоконтролю, и им необходимо часто терпеть неудачу, чтобы научиться, что без труда и упорства не добиться успеха. Детей надо защищать, но не баловать.

А вот у подростков, вероятно, все иначе. Маленькие дети знают кое-какие истории о себе, но постоянная активная работа по интегрированию прошлого, настоящего и будущего в непротиворечивый сюжет начинается только у старших подростков и юношества (McAdams, 2001). Это утверждение подтверждается любопытным явлением в автобиографической памяти – так называемым «бугром памяти». Если спросить человека старше 30 лет, каким было самое важное или самое яркое событие в его жизни, он непропорционально часто вспоминает события, произошедшие между 15 и 25 годами (Fitzgerald, 1988). Это период расцвета человеческой жизни – первая любовь, обучение в колледже, интеллектуальный рост, независимая жизнь, а иногда и самостоятельные путешествия, – а кроме того, именно в этот период молодые люди, по крайней мере в западном мире, должны принимать решения, которые во многом определят их жизнь. Если нужно выделить особый период формирования самосознания, время, когда житейские события сильнее всего влияют на остаток истории жизни, – вот он. Поэтому несчастья в юношеском возрасте приносят особенно много пользы, особенно если их удается пережить без последствий.

Причинять людям травмы в разном возрасте в порядке эксперимента было бы неэтично, но жизнь проделывает подобные эксперименты за нас. Главные события ХХ века – Великая депрессия, Вторая мировая война – затрагивали всех без учета возраста, и социолог Глен Элдер провел изящный анализ долгосрочных данных (данных об одних и тех же людях на протяжении десятилетий), чтобы выяснить, почему одни, пережив эти невзгоды, процветают, а другие ломаются (Elder, 1974; Elder, 1998). Свои результаты Элдер описывал так: «Это одна и та же история, разворачивающаяся во всех моих работах. События сами по себе не имеют смысла. Смысл им придают взаимодействия между людьми, группами и опытом как таковым. У детей, прошедших через очень трудные времена, потом, как правило, все складывается хорошо». (Я брал у Элдера интервью в 1994 году, когда готовил отчет в Фонд Мак-Артуров.) Элдер обнаружил, что очень многое зависит от семьи и от степени вовлеченности человека в социальные взаимодействия: дети, как и взрослые, которые переживали кризисные периоды в сильных социальных группах и сетях, преодолевали трудности не в пример лучше, и у них было больше вероятности вырасти сильнее и психологически здоровее, чем у тех, кто оставался с несчастьем один на один, без подобной социальной поддержки. Социальные сети не просто смягчают страдания, но и предлагают пути к обретению смысла и цели – что, собственно, и обнаружил Дюркгейм, когда изучал самоубийства (Дюркгейм, 2018А). Например, Великая депрессия – социальная катастрофа, затронувшая подавляющее большинство американцев, – дала многим молодым людям возможность сделать весомый вклад в жизнь своей семьи, устроившись на работу, которая приносила несколько долларов в неделю. Во время Второй мировой войны целые народы должны были сплотиться, чтобы сражаться с врагом, и в результате все, кто это пережил, даже те, кто не участвовал в военных действиях непосредственно, стали относиться друг к другу ответственнее и цивилизованнее, по крайней мере в США (Putnam, 2000).