Но другое совпадение дат, связанное уже с кончиной самой Юлии Павловны, Кравцов за случайность признать никак не мог. А именно: графиня умерла в 1875 году, в марте. А спустя три месяца церковь св. Екатерины-великомученицы в Графской Славянке была осквернена. В ночь на 19 июня 1875 года… Если допустить, что злоумышленники проникли в храм до полуночи, всё сходится на той же дате: 18 ИЮНЯ.

Из оскверненного храма исчезли две уникальные старинные иконы и большое количество драгоценностей. Подробностями сыска по данному делу официальный сайт Санкт-Петербургской митрополии не порадовал, лишь сообщил; золотую и серебряную утварь из Спасовской церкви – разрезанную и готовую к переплавке – обнаружили у некоего петербуржского серебряника Наума. Он же, Наум, сдал и поставщика: крестьянина Псковской губернии Ивана Гавриловича Передойко. Тот вину не признавал, изворачивался как мог – нашел, дескать, мешок в кустах… Не помогло – многие в Спасовке видели Ивана Передойко накануне вечером. Крестьянин Псковской губернии пошел на каторгу, так и не выдав местонахождение бесследно пропавших икон…

Кравцов откинулся на спинку стула, прикрыл уставшие от вглядывания в дисплей глаза. 18 июня… Опять 18 июня… И опять дело попахивает. Ему приходилось выстраивать достаточно детективных сюжетов, чтобы видеть все нестыковки судебного процесса, приведшего на каторгу Передойко И. Г. Почему для кражи он заявился в такую даль – в Спасовку? Не в город, где чужаку легко затеряться в многотысячном населении… Или в родной Псковской губернии храмы совсем обеднели? Почему выбрал для акции столь странное время – самый разгар белых ночей? В августовскую темень «пойти на дело» куда логичнее…

Возможно, свой срок Передойко и заслужил – в конце концов, потащил драгоценности к скупщику краденого именно он. Но Кравцов предполагал, что отнюдь не псковский крестьянин стал организатором и единственным исполнителем кражи… Кражи, состоявшейся в первое же 18 июня после смерти графини Самойловой.

Кто же вы такая, Юлия Павловна? В какую бесовщину ввязались в «Графской Славянке»? На чьей выступали стороне?

Ответов не было.

Зато у Кравцова появилась догадка о судьбе Спасовской церкви в дни Великой Отечественной. Сомнительную честь уничтожения дворца и штаба франкистов приписывали себе многие – и, судя по всему, действительно имели место несколько авиационных и артиллеристских налетов. А вот разрушение церкви не брал на себя никто: «пострадала в дни войны», и точка. Но, похоже, именно в один из артналетов снаряды как ножом срезали купола красавицы-церкви. Кравцов не сомневался, что произошло это именно в самую первую из названных в разных источниках дат. 18 июня…

…Запиликал мобильник. Кто бы это так поздно? – недоуменно подумал Кравцов. Потянулся за лежавшим на подоконнике телефоном – и понял, что уже совсем не поздно. Более того, уже и не рано. Высоко поднявшееся солнце перевалило через руины графского дворца. Называется – заработался…

2

Звонил Чагин.

– Долгонько работаете, Леонид Сергеевич, – сказал он после приветствия.

– А вы за окнами наблюдаете? – Подпустить в голос ехидство у Кравцова не получилось. Только сейчас он понял, насколько устал. – Или внутри камеру установили?

– Работа у нас такая… – не стал конкретизировать Чагин. – Но если к вам заявится гость, мои ребята успеют.

Попав «под колпак», возмущаться нечему, подумал Кравцов во второй раз за минувшие сутки. Интересно, что успеют пресловутые ребята, если в гости заявится, скажем, Сашок в мечом в руках? Всего лишь взять убийцу с поличным – над трупом безвинно зарубленного писателя? Не лежат же «ребята» в засаде под пинегинским «траходромом»? Так что расслабляться не стоит. А вот если кто-то постучит в дверь вагончика – отпирать надо с дробовиком в руках.

Не дождавшись ответа на последнюю свою реплику, Чагин продолжил:

– У меня для вас две новости.

– Хорошая и плохая? – снова попытался сыронизировать Кравцов.

– Скорее обе нейтральные. Во-первых, все экспертизы по убийству бизнесмена Ермакова закончены. Завтра тело выдают семье. И завтра же для организации похорон приезжает Наталья Васильевна, из… В общем, оттуда, где она до сих пор находилась. Вместе с детьми. Вы, кажется, хотели с ней увидеться?

– Я этого вам не говорил. Я просил обеспечить их безопасность.

– Подразумевали, Леонид Сергеевич, подразумевали… Так что примите информацию к сведению. Вторая новость: я получил ответ на свой запрос по старым делам Комитета – и всех его предшественников – связанным с «Графской Славянкой». По незакрытым делам. Думаю, приговоры многочисленным разоблаченным в округе троцкистам-вредителям вас не заинтересуют? В сухом остатке, по большому счету, остались две нераспутанных истории.

Оперативно, ничего не скажешь, подумал Кравцов. Две истории… И у бывшего гэбэшника Архивариуса – тоже две. Но тот поведал истории древние, дореволюционные…

– Первое дело, – продолжил Чагин, – это смерть в восемьдесят восьмом году Станислава Пинегина, известного в своем кругу «черного следопыта». За этими людьми традиционно приглядывала не милиция, но Контора – однако его убийство так до сих пор и не раскрыто. Я знаю, некоторые слухи дошли в свое время и до вас, частично вы в курсе дела, – но папочку с копиями кое-каких любопытных документов завезу для ознакомления при оказии. Оставить насовсем, извините, не смогу. И – имена проводивших расследование людей заменены не имеющими отношения к действительности псевдонимами. Даже в тех материалах, что получил я. Вы, надеюсь, понимаете причину…

– Понимаю… А второе дело?

– Вторым занимался еще Отдельный корпус жандармов… Предания старины далекой. Зато все имена – подлинные. Имейте в виду: в печать эта информация никогда не попадала. Если захотите использовать – эксклюзив ваш.

Вот оно что, подумал Кравцов. Похоже, все-таки нашлось пересечение с рассказом Архивариуса.

Он ошибся. Потому что Чагин сказал:

– Дело касается исчезновения жандармского офицера Дибича, который как раз в «Графской Славянке» вел…

– П-повторите еще раз фамилию, – перебил Кравцов, чувствуя, что губы деревенеют, с трудом выговаривают звуки.

– Отдельного корпуса жандармов штабс-ротмистр Иван Ильич Дибич, – с легким удивлением повторил Чагин, явно зачитав по бумаге. – Но известному в те времена графу Дибичу он не приходился родственником…

Он говорил еще и еще: о знаменитом провокаторе Шервуде-Верном, о его доносе на графиню Самойлову, о том, что расследование ни в малейшей мере не подтвердило выдумок доносчика – однако в самом конце его загадочно и бесследно исчез жандармский офицер, занимавшийся делом…

Кравцов слушал вполуха. В голове билось одно: «Штабс-ротмистр Дибич… Штабс-ротмистр Дибич…»

Он сам потом не мог вспомнить, какими словами завершил разговор. Но как-то распрощался с Чагиным… И тут начал лихорадочно манипулировать «мышью», отыскивая файл, написанный минувшей ночью на полном автопилоте. Лишь через несколько секунд сообразил: тьфу, текст же остался на старом компьютере!