Получалось, что веревка одновременно фиксировала шапку, закрывавшую глаза, и служила кляпом, потому что рот пленника был раскрыт, а закрыть он его не мог, а если хотел издать звук, то получалось лишь приглушенно мычать. Уложил пленного набок и длинным отрезком веревки стянул ему шею, руки и колени. Получилась поза эмбриона. Из этого положения без посторонней помощи не выберется даже Гудини.

Пленный пришел в себя. Дергаться укроп не мог, он лишь вяло шевелил пальцами.

– Ты взят в плен. Будешь лежать тихо – оттащим в тыл, потом по обмену вернешься домой; будешь дергаться – прирежу, – прошипел я на ухо пленному. – Я поставил на тебе мину, и если кто-то вздумает тебя распеленать, то взлетите на воздух оба. Понял?

После моих слов пленный затих, казалось, даже перестал дышать. Значит, понял мой посыл.

Из оружия при укропе был лишь нож. Расслабились они тут, по окопам шляются без автоматов. Курорт, мать его так, себе здесь устроили. Такое бывает на тех участках фронта, где линия боевого соприкосновения более-менее стабилизировалась и ни одна из сторон не предпринимает никаких наступательных действий, ведя так называемый раздражающий огонь. Суть таких боевых действий – показать каждой стороне, что они сидят в окопах и бдят. Вначале одна сторона обстреляет другую из доступного по дальности поражения оружия, и противник обязательно должен ответить на обстрел, показав тем самым, что он на месте и враг тут не пройдет. Потом вторая сторона обстреливает первую, а те отвечают. И так несколько раз в день.

Какого-либо результата, кроме психологического, такие боевые действия не приносят. Апогеем таких боев являются действия ДРГ, которые подходят максимально близко к линии обороны врага и своим огнем наносят хоть какой-то ущерб противнику. Ну и сами же разведчики-диверсанты вследствие ответного огня тоже несут потери.

Я осмотрел ответвление-тупичок, где укропы обустроили себе отхожее место, и понял, почему не заметил его при досмотре. Вход в тупичок прикрывал дощатый щит, который служил в качестве двери, а сверху импровизированный сортир был накрыт маскировочной сетью. Если не знаешь, где искать, да еще и в темноте, то хрен найдешь. Меня спасло только то, что мое хождение по окопу туда-сюда мимо «двери» санузла, срущий не-брат принял за мающегося поносом сослуживца, который в нетерпении меряет шагами окоп, ожидая, когда освободят сортир. Повезло, в общем!

Видимо, у них тут проблемы антисанитарного характера. Такое частенько бывает на передовой, если не соблюдать нормы и правила гигиены. Живет солдат на передовой там же, где и воюет. Во всяком случае, если мы говорим о любой пехоте, которая и сегодня тащит на своих плечах основную тяжесть войны. Спят там, где придется. Если совсем не повезет, то в траншеях. Если повезет, то смогут обустроить места для ночлега в каком-нибудь подвале или блиндаже. Передовая – это главный ужас войны не только потому, что там с наибольшей вероятностью можно погибнуть, но и потому, что там наихудшие бытовые условия. Хоть как-то спасать солдат должна теплая одежда, термобелье и спальные мешки.

Естественную нужду солдаты на передовой отправляют в ямку. Буквально. В самую обычную ямку, вырытую лопаткой. Туалеты стараются из санитарных соображений копать где-нибудь подальше, однако получается это не всегда. Если позиции – это система траншей и окопов, то на некоторых местах траншей будут отрыты дополнительные окопы под отхожее место. Вообще, бегать в туалет рекомендуется как можно дальше от основных позиций. Про обязательное мытье рук после посещения туалета, которое принято на гражданке, на войне, особенно на передовой, на линии боевого соприкосновения, нельзя даже и мечтать. Можно пользоваться влажными салфетками… если они есть, конечно.

Порой понос, дизентерия и различные эпидемии кишечно-желудочного тракта выбивают из строя большее количество бойцов, чем вражеские обстрелы.

С гигиеной на передовой совсем плохо. Чаще всего солдаты моются никак до тех самых пор, пока не произойдет ротация и их не отправят на отдых в тыл. Там они смогут принять какой-никакой душ. Существуют специальные санитарные грузовики и поезда с душевыми кабинками, однако используется такая техника нечасто. Я, честно говоря, несколько раз видел своими глазами санитарный поезд, но издалека. Пользоваться его услугами не доводилось ни разу – ни мне, ни кому-либо из моих знакомых.

Другими словами, война – это всегда не только смерть, но еще и страшнейший стресс, тяжелейший труд, а также постоянный бытовой дискомфорт. Пока солдат остается на передовой, он должен быть готов к тому, что он будет голодный, грязный, замерзший, перманентно простывший, уставший и постоянно недосыпающий. И да, война – это ужас, нет в ней никакой романтики.

Оставив связанного пленника в сортирном закутке, я вернулся к Бамуту, и мы с ним двинули дальше по траншее. Я первый, Бамут сзади страхует.

Со стороны первой линии окопов, где работали Сыч и Пестик, никаких звуков не доносилось. Все тихо. Парни опытные, битые врагом и жизнью. У них не забалуешься. Их по-тихому не взять, а раз шума нет, значит, они до сих пор в строю и выполняют поставленную задачу.

Дошли до второго блиндажа. Я осторожно подкрался к завешенному куском брезента входу и сразу же понял, что блиндаж жилой. Изнутри доносился храп, тянуло чесноком, запахом пригоревшей еды вперемешку с ароматами самодельных свечей.

Окопные, они же блиндажные самодельные свечи. Их амбре ни с чем не перепутаешь. Из блиндажа явственно тянуло церковным воском. Технология изготовления блиндажных свечей очень проста. Берем использованную жестяную банку из-под овощных консервов и наполняем ее плотно скрученным в улитку гофрокартоном, который предварительно пропитан пищевым воском. Выставляем посередине скрутки небольшой хвостик картонного фитиля. Все, свеча, которая будет гореть пять часов, готова.

На такой свече можно разогреть кружку с чаем, банку тушенки, обогреть руки, ну и освещать нутро блиндажа она тоже будет. Воск в качестве гуманитарки чаще всего поставляют храмы и церкви, которые отдают свечные огарки. Консервные банки и картон приносят неравнодушные люди. Ну а волонтеры все это собирают вместе: режут картон, топят свечи, выплавляя из огарков воск, пропитывают картон воском, наполняют им пустые жестяные банки и отправляют все это на фронт. В общем-то, из мусора делают полезную в военном быту вещь.

Русским присылают окопные свечи русские волонтеры, и помогает русский тыл; украинцам присылают блиндажные свечи украинские волонтеры и помогает украинский тыл. Технология изготовления одинаковая, и помощь одинаковая. Все одинаковое! Одна общая война на всех… Гражданская война, где одинаковые люди с общей ненавистью режут друг друга.

Так, у нас еще один блиндаж не досмотрен. Что делать? Зачистить этот, а потом