Секрет, который они от нее утаивали, наверное, какой-то пустяк. «И это все?» – спросила бы Дакота, закатывая глаза и чувствуя неловкость за них.

Холли и Руби ссорились из-за ее айпада.

– Моя очередь!

– Нет, моя!

– Не ссорьтесь, – сказала Дакота.

Услышав свои слова как бы со стороны, она подумала, что говорит как сорокалетняя тетка. Серьезно.

Морщинки вокруг глаз Эндрю стали более резкими, но, если не считать этого, он выглядел в точности как раньше. Тиффани заметила в его светлых глазах безошибочный проблеск узнавания, хотя на губах его играла вежливая улыбка незнакомого человека, пришедшего на школьное мероприятие.

Заметила ли она страх? Или смех? Смущение? Вероятно, он пытался вспомнить, кто она такая. Она не вызывала в нем определенных ассоциаций. Не вписывалась ни в один контекст.

Тиффани не успела представиться: на сцену плавно поднялась седовласая женщина в элегантном костюме, и зал мгновенно умолк. Директор школы Робин Бирн. Она вела в местной газете еженедельную колонку об обучении девочек.

– Доброе утро, леди и джентльмены, девочки, – проговорила директриса таким тоном, что стало понятным – она ожидает отклика, и все автоматически ответили с запрограммированным песенным ритмом: «С добрым утром, миз Бирн».

Вслед за этим послышались негромкие смешки, поскольку до исполнительных директоров, барристеров и отоларингологов дошло, что их обманом вовлекли в подхалимаж школьного мира.

Тиффани бросила взгляд на Вида, который с глупой улыбкой смотрел на Дакоту, как на малыша в кукольном театре. Дакота сидела не двигаясь, с этим ужасным застывшим выражением на лице.

– От всей души приветствуем вас в «Сейнт-Анастейша», – сказала директриса.

Душевный привет непомерной плате за обучение.

– Благодарю вас за то, что рискнули прийти сегодня, в такую жуткую погоду!

Миз Бирн жестом балерины подняла обе руки, указывая на небеса наверху, и собравшиеся обратили взоры на высокий потолок, защищающий их от дождя.

Тиффани снова украдкой взглянула на Эндрю. Он смотрел не наверх, а прямо перед собой, на директора школы, скрестив ноги и почти женским жестом обхватив колено рукой с «Ролексом» на запястье.

Приятный мужчина. Суровые глаза вводили в заблуждение. Она помнила, как они искрились от смеха.

– Ваши дочери выйдут из этой школы уверенными в себе, неунывающими молодыми женщинами.

Миз Бирн входила во вкус, преподнося политическую линию частной школы. Неунывающими. Какая чушь! Ни один ребенок, посещающий школу, похожую на Букингемский дворец, не выйдет из нее неунывающим. Директрисе следовало быть честной: «Ваша дочь выйдет из этой школы с важным осознанием своего права, которое хорошо послужит ей в жизни. Особенно полезным оно окажется на дорогах Сиднея».

Тиффани вновь взглянула на Дакоту, которая все так же смотрела невидящим взором на сцену, в то время как Вид рядом с ней вынул из кармана мобильник и принялся бездумно просматривать сообщения, взад-вперед водя по экрану толстым пальцем. Ну и манеры! Что подумают люди? Да, Тиффани, что подумают люди? Что подумают люди, если Эндрю расскажет жене о своей связи с ней? Но зачем ему это делать? О-о, дорогая, но самое смешное, что женщина, сидевшая рядом с тобой в то утро, когда-то давно была моей подругой.

Она была его подругой.

Что, если он действительно скажет жене, а жена расскажет всем другим матерям или даже одной, а та не удержится и расскажет еще одной? Пока наконец все это не дойдет до дочерей? Чем это обернется для положения Дакоты в школе? Поможет ли ей это стать «неунывающей» молодой женщиной? Да, вероятно, поможет. Ничто так не укрепляет дух, как толика остракизма.

Тиффани на миг прикрыла глаза.

Ей надо сохранить свое положение в обществе. Она подумала о сестрах, много лет назад говоривших: «Тиффани, как ты могла?» Но ей тогда не было стыдно, она никогда не испытывала стыда, так зачем она мучает себя этими мыслями?

Она знает почему. В точности знает. Потому что со дня барбекю все как будто пошло кувырком. Они тогда были хозяевами. Это был их дом. Это произошло в их доме, и, более того, сыграло роль их поведение. Их невнимательность. Она не может считать себя невиновной. Вид тоже.

Что, если она возьмет на себя ответственность за все?

За Гарри, лежащего на полу у себя дома и слабым голосом зовущего на помощь, которая так и не пришла.

За глаза Клементины, мерцающие в сумерках. Они всего лишь веселились, ни у кого не было дурных намерений. Если они родители, это не означает, что они не люди.

За черту, которую она однажды переступила. Всего лишь раз.

Директриса возвысила голос и, приветствуя трех девочек в школьной форме, поднявшихся на сцену с музыкальными инструментами в руках, постучала друг о друга кончиками сложенных пальцев, что должно было изобразить ее утонченный вариант аплодисментов.

Тиффани взглянула на блестящее золотистое дерево инструментов, красные школьные ленточки в безупречных конских хвостах, элегантный покрой и качество их школьных пиджаков и с абсолютной ясностью увидела, что случится, если Эндрю скажет жене, откуда он знает Тиффани. Никогда не будет произнесено вслух ничего неприятного или жестокого, но девочки в зеленых пиджаках и с красными ленточками будут донимать Дакоту сдержанными смешками и тихим шепотком, лживыми улыбками и загадочными язвительными замечаниями. Дакоте придется платить.

Девочки в унисон подняли смычки. Зал наполнился музыкой. Музыкой другого мира. Мира Клементины. Не басовыми ритмами мира Тиффани.

Тиффани скосила глаза на красивый юный профиль Дакоты и сразу уловила на ее лице выражение безмерной печали. Казалось, на девочку обрушилось какое-то огромное горе. Как будто все, о чем только что думала Тиффани, осуществилось.

– Мама, – Дакота вдруг повернула к Тиффани лицо, – кажется, меня сейчас стошнит.

Тиффани ощутила прилив материнской любви и вместе с тем облегчение. Значит, это не печаль, а просто тошнота. Она с этим справится. Легко.

– Пойдем, – прошептала она в ответ и встала, делая знак Виду идти с ними.

Она прошла мимо новой знакомой в юбке от «Стеллы Маккартни», ее дочери и Эндрю, который вежливо кивнул, чуть напряженно сжав рот, но, может быть, ей просто почудилось. Когда они вышли, Дакота сказала, что ей не нужен туалет, она просто хочет домой, прямо сейчас, пожалуйста. Лицо у нее было белое.

Вид в своей неподражаемой манере обратился к какой-то женщине с бейджиком, объяснив ситуацию. Та с сочувствующей улыбкой протянула ему брошюру с информацией. Он чувствовал себя комфортно в любой ситуации – на садовой вечеринке или на боях в клетке. Виду было одинаково интересно повсюду.

Интересно ему будет узнать о ее связи с Эндрю?