– Это точно. Они трупы вытаскивать сунулись; ну, мы их и прищучили! – Леха улыбался, хотя его руки нервно дрожали.

– Понятно, а трупы там откуда?

– Да чуть раньше вальнул я там кого-то… – Эмоции бурлили и переполняли Чибисова. – Мы их хорошо сперва окучили.

– А потом они нас! – хихикнул совершенно не соответствующим своей фигуре смешком Васька. – Вон Федьку подстрелили, – Быков кивнул в сторону лежавшего неподалеку и тихо стонущего командира тыловой тройки.

– Пошли, посмотрим, кому вы там дали по мозгам. Андрей, раненого и пленных к выходу из леса! – отдал команду Игорь и, махнув рукой, приказал: – Быков, Чибисов, за мной!

Гуревич развернулся и стал не спеша спускаться вниз, мимо базы, по только что пройденной тропе. Выехавшая за ними бронеколонна еще только подбиралась к району …тов, и время для досмотра у капитана и его бойцов еще было.

Проходя мимо трупа Стивена, Игорь еще раз сплюнул, кинул ему на спину захваченный у пленных боевиков автомат и поспешил дальше.

Время шло, а новых сообщений от Ибрагима Келоева не поступало, и по тягостному молчанию в радиоэфире Шамиль понял: тщательно продуманная и лично им разработанная операция провалилась.

Шамиль уткнулся лицом в подушку, обхватил голову руками и, чтобы не взвыть, заскрежетал зубами. Злость на старшего Келоева за столь бездарное выполнение задуманного переполняла Басаева, и это не сулило Ибрагиму ничего хорошего.

Если бы майор мог, он бы сам впрягся в никак не желающий мчаться как метеор БТР. Кричать и стучать по лбу сидевшего за рулем водителя было без толку – он и без того выжимал из своего железного коня все что можно. Но Никишину хотелось большего, хотелось, чтобы они уже были там. Чтобы… одним словом, чтобы успеть. Вот уже и группа Гуревича зарубилась, вцепилась в противника, с ходу смяв его боевые порядки. А они все ехали. Никишин нервничал и, нервничая, едва слышно пел какую-то песенку. Не помогало. Наконец показалась окраина селения …ты. Совсем немного, и теперь по грунтовке вверх, до самого места боя.

– Влево вот по той дороге, – скомандовал майор и, подлетев на очередной канаве, даже не стал материться на вовремя не притормозившего водилу, лишь крепче вцепился в висевший на ремне автомат и сплюнул на мелькающую под колесами гальку. В ответ на полученную команду водитель кивнул и, почти не сбавляя скорости, свернул на старую, давно неезженую дорогу. Загрязняя воздух непрогорающей солярой и завывая, «восьмидесятка» начала подниматься в гору. До места боя оставалось совсем ничего.

Того, что на старой дороге могли быть установлены такие же старые, забытые противотанковые мины, майор вовсе не исключал, но наверху по-прежнему гибли ребята из его отряда, и он предпочитал рискнуть, а там будь что будет…

Первый труп боевика они увидели уже на подходе к месту боя. Окровавленная разгрузка, отсутствие автомата, слетевшая и валяющаяся на земле кроссовка – все свидетельствовало о том, что его какое-то время пытались тащить, потом бросили. Затем бойцы увидели и подобрали бесхозный ствол, а чуть дальше, уже за поворотом тропы, лежала тонкая фигура в черных джинсах и такой же темной джинсовой куртке. Светлые, окрашенные кровью и спутанные волосы короткой прически, лицо, повернутое вниз, уткнулось в землю, ноги были неестественно вывернуты и заброшены на корни дерева. На спине виднелось пятно еще более темное, чем материал куртки, и в центре пятна – маленькое, едва заметное отверстие от вошедшей туда пули.

– Пацан, блин… – без всякого сожаления констатировал Леха. И впрямь, эта фигура не могла принадлежать взрослому мужчине. Подойдя ближе, Чибисов без всякого почтения ткнул носком ботинка в голову лежащего, поворачивая лицом на сторону.

– О, черт, баба! – вырвалось у отшатнувшегося Лехи.

– Переверни! – нисколько не смутившись данного факта, скомандовал капитан, с интересом рассматривая явно европейские черты лица убитой.

– Раз, два, взяли! – самому себе скомандовал Чибисов, с легкостью поднимая и переворачивая тело Барбары. Перевернув, он поморщился от пахнувшего в лицо запаха и отступил в сторону.

– Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним! – вспоминая старый мультфильм, Игорь залез в топорщившийся нагрудный карман и вытащил оттуда небольшое удостоверение, написанное сразу на двух языках. Первое, что бросилось в глаза Игорю, было слово «Телерепортер».

– Во как! – ухмыльнулся Гуревич. – Кино, значит, приехали снимать… Сняли, – с удовлетворением заключил он, вспомнив труп, лежавший подле раздолбанной выстрелом телекамеры. – Барбара Смиткович.

– Немка? – услышав имя, попытался уточнить Леха.

– Нет, полячка, – авторитетно заявил Быков.

– Удостоверение вроде как на английском, не поймешь, – сказал Чибисов, – наверное, из Америки приехала.

– Ну и хер с ней! – сказал Гуревич, бросая документы обратно на мертвое тело. – Пошли отсюда. Пацанов раненых отправим, тогда разберемся.

– Нет, эту бросать тут нельзя, уволокут, – резонно заметил Быков, подобрал брошенное удостоверение и, ухватив труп за ногу, потащил его вслед уходящему в сторону базы и что-то насвистывающему Гуревичу. А наверху близ почерневшей от гранатометных разрывов опушки тяжело гудели двигатели взбирающейся наверх техники. Боевое задание подходило к завершению.

Между тем остатки подразделения Келоевых, таща на себе раненых, скорым маршем уходили в сторону близлежащего селения. Труп Идриса, ценой жизни трех моджахедов вытащенный из-под носа русских, несли на самодельных носилках, сделанных из веревки и двух ореховых кольев. Замыкая строй, шатаясь и приволакивая ногу, двигался едва не рыдающий от душившего его горя Ибрагим. Если бы он заплакал, ему было бы легче, но старший Келоев сдерживался. Он лишь тихо повторял одно из любимых изречений Шамиля Басаева: «Когда муджахиду приходится обнажать свое оружие, он использует его по назначению». А он, Ибрагим, свой клинок вытащил, и не было силы, способной теперь вернуть его обратно в ножны.

Контуженный, только что пришедший в себя, но еще плохо соображающий, Тушин сидел на бруствере окопа и глупо таращился в спину вышедшего на опушку группника. Сам же Ефимов стоял, тяжело опираясь на пулемет, и глядел на выползающую к лесу бронированную колонну. Вся его одежда казалась черной от разлившейся по ней, перемешавшейся с грязью и копотью крови, своей и чужой. А в черной пулеметной ленте тускло поблескивали три последних патрона.

– Серега, брат! – спрыгнувший с брони БТРа майор Никишин бросился в сторону командира второй группы, в приветственном жесте поднявшего чудом уцелевшую руку. Но, увидев состояние Ефимова, майор резко обернулся и крикнул бежавшим за спиной бойцам: – Двое сюда… живо на носилки… Серега…