— Я всё утро просидела в номере, ждала…

— Напрасно, — улыбнулся он на ходу. — Я бы вас обязательно нашел. Простите, бегу…

«Напишу на тебя ругательный отзыв», — со злостью подумала я…

Пообедав, пошла добирать ультрафиолет на пляж, на котором в это время почти никого не было. Купаться не хотелось, ничего не хотелось… Прикрывшись полотенцем, легла я в тени тента и заснула. Снились обрывки каких-то историй, в которых мне приходилось все время от кого-то убегать, перепрыгивая пропасти, перебегая дорогу перед носом автомобиля, перелетая с крыши на крышу, выныривая из трубы и прочая мутота. Наконец, окончательно обессилев, я кинулась лицом вниз на зеленой лужайке, сразу кто-то начал меня трясти за плечо со словами: «Мадам, проснитесь! Проснитесь, мадам».

Я открыла глаза. Надо мной стоял представитель и тряс за плечо.

— Еле нашел вас, — обрадовался он. — Быстренько собирайтесь, мадам. Через час за вами заедет автобус, уже выехал из Табы. У них есть свободное место, пожалуйста, вам надо быстро собраться.

— Куда? — не поняла я.

— На Синай, вы же хотели.

Я вскочила с лежака как птичка, только что не полетела от радости, не знала, как благодарить Николая. До сих пор поминаю его в молитвах, а тогда, помню, сказала:

— У вас есть какая-нибудь книга жалоб и предложений? Я напишу про вас, какой вы добрый и отзывчивый…

Через полчаса, проинструктированная, во что одеться и как себя вести, я сидела в холле отеля. Автобус опаздывал, солнце зашло за горы, надвигалась ночь, которая здесь наступает очень быстро. Было обидно, что гор в темноте не увидишь… Вот ведь натура человеческая, всегда чем-то недовольна.

Ехали до места часа два, никаких объяснений русская девушка-гид не давала, а может, уже всё рассказала до меня. Многие спали в преддверии ночного восхождения. Я пыталась вспомнить всё, что вынесла из чтения Ветхого Завета. Но кроме общих обстоятельств Исхода, вспомнить ничего не могла…

Когда выходили из автобуса, гид раздала всем фонарики, которые прикрепляются ко лбу, как у шахтеров. Мне фонарика не досталось, «левым» паломникам не положено. У самой подошвы горы сопровождающая во втором часу черной южной ночи передала нас проводнику-бедуину.

— Это Али, не отставайте от него, потому что здесь искать никто никого не будет. Теперь ваша группа называется «Ромашка». Желаю ей в полном составе дойти до вершины и встретить рассвет. И не забывайте: тому, кто дойдет до вершины, простятся все грехи.

— Как же так, дорогая редакция, деньги-то плочены, — стал ерничать высокий спортивный парень. — Половину-то хоть простят, кто не дойдет?

— Женщины вас не бросят, дойдете, — ехидно ответила гид.

— Вас поняли. По дороге советуете нагрешить, чтоб там простилось… — заржал другой хохмач. — Будем стараться!..

— Можете не ходить, бесполезно, — встряла я в разговор. — Грехи автоматически не прощаются. Рекламная сказочка.

Народ затаился, притих. Тогда я с искренним пафосом продолжила:

— Здесь не горнолыжная трасса в Крылатском! Это священная гора, люди! На этом месте Бог являлся Моисею в кусте горящем. Когда Моисей в священном трепете захотел подойти посмотреть на это чудо, Бог повелел ему снять обувь, ибо место, на котором он стоял, есть земля святая.

— Тю… А как же без обуви? — послышался из темноты голос.

— Молча и с молитвой, — жестко ответила я и пошла вперед.

— Женщина, не умничайте, люди отдыхают, — услышала в свой адрес сзади.

Человек триста начали подъем. Группа за группой. Слышались обрывки разноязыких разговоров. Я внедрилась в группу поляков-католиков, которые шли молча и сосредоточенно, никто из мужчин не курил. Минут через десять кто-то тронул меня за руку.

— Извините, — сказала по-русски женщина. — Почему вы сказали, что на вершине грехи не простятся?

Вероятно, это было не самое подходящее время, но по дороге я стала с полной серьезностью объяснять женщине, что грехи прощаются только на исповеди у священника и для начала надо хотя бы назвать их. Эдак и убийца поднимется на гору и что ему — пожалуйте, вот тебе прощение? Или разворовал миллионы, поднялся наверх, получил отпущение — и воруй дальше? Можно снова на Синай приехать… Женщина сочувственно кивала, а я до смешного часто спотыкалась: невозможно было много говорить и двигаться без фонарика. Подошли другие тетеньки, на ходу стали задавать другие вопросы — самые элементарные, вплоть до того, как правильно креститься. Ликбез продолжался с полчаса. Полякам шум надоел.

— Рanowie! Proszę się zatrzymać. Idź z grupy. Идите со своей группой…

Женщины позвали меня назад, в группу, с которой я приехала.

Тут стройных рядов, как у поляков и других иностранцев, не наблюдалось. Загадочна русская душа: слышались шутки, смех, мужики, как дети, баловались фонариками, заигрывали в темноте с барышнями. Около меня собралась группа в несколько человек, люди пытались выудить подробности того, куда, собственно, мы идем в ночи? Многие понятия не имели, что именно здесь Бог дал Моисею те десять заповедей, по которым до сих пор живет мир. А в монастыре Святой Екатерины доныне растет куст Неопалимой купины, из которого Моисей слышал Божие повеление вывести свой народ из сытого Египта в страну неизвестную… Пологая дорога сужалась, становилась все круче, говорить было тяжело. Пришлось замолчать. Кто-то сунул мне в руки фонарик.

Одолевали бедуины со своим: «Камель, мадам!», их одногорбые верблюды-дромадеры шли напролом, только успевай расступаться. Вонь от них распространялась почти до вершины. Мы обходили гору по спирали, с левой стороны ничем не огражденная дорога обрывалась в темную пропасть, верблюды шли по самой кромке, и становилось порой страшно — вдруг упадут сами или скинут зазевавшегося туриста. Или туристку, все-таки взгромоздившуюся на «корабль пустыни» и издававшую при всяком повороте истошные крики. Наш проворный проводник Али в белой бедуинской хламиде подгонял нашу группу в одинаковых бейсболках разукрашенной палкой:

— Ромащ-ка! Ромащка! Быстро-быстро. Рассвет, быстро!

Не знаю, о чем думали другие, но мои мысли невольно вертелись вокруг ветхозаветных евреев, вышедших из Египта и бродивших в окрестностях этой горы в течение сорока лет… Бедный, бедный Моисей… «Почему Ты мучишь раба Твоего? — жаловался он Богу. — И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа этого?»

Казалось странным, что на двух передышках-остановках бедуины продавали в магазинчиках кока-колу и жвачку… Подкрепиться бы манной…

После четырех часов восхождения голова звенела единственной мыслью — доползти до вершины. Сердцебиение зашкаливало, дыхания не хватало. Зачем нужны эти муки? «Разве мало было гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыню?» — роптали евреи на Моисея. Последняя часть пути оказалась самой трудной. Верблюды дальше не шли. Дорога закончилась, вверх вели около семисот высоких каменных ступеней. Идти можно было только друг за другом, лишь иногда на пути попадались ниши, в которых удавалось немного передохнуть. Я оказалась в числе самых последних. Начинало светать. Как ночь, так и день рождались очень быстро. Наверху были уже слышны победные вопли покоривших вершину. Я смирилась с мыслью, что не увидеть мне этот рассвет… Али носился между отставшими, кричал: «Ромащка! Ромащка! Рассвет, быстро!» — и за руку подтягивал выбившихся из сил туристов-паломников на верхние ступени.