Возвращаясь к привязанной лошади, она думала, что теория Невина о том, что Стражи никогда не воплощались, выглядит все более правдивой. Только она подошла к своей кобыле, как почувствовала кого-то за спиной, как дуновение холодного ветра. Она резко обернулась и увидела Альшандру, разъяренную, возвышающуюся над ней, с натянутым луком и стрелой с серебряным наконечником, уже лежащей на тетиве. Неожиданно Далландра вспомнила о той стреле, которую ей когда-то подарили, и вспомнила еще, что она была не эфирная, а самая настоящая, из дерева и металла.

– Почему ты так сердита?

– Ты не собираешься идти в наш мир!

– А если бы я пошла, я смогла бы вернуться назад?

– Что? – Ярость Альшандры испарилась; она возвращалась к своему обычному росту, но лук все еще сжимала в руках.

– А зачем?

– Это мой мир. Все, что я люблю, находится здесь.

Альшандра швырнула лук в воздух, и он исчез, словно пролетел сквозь невидимое окно в потайную комнату. Далландра похолодела: если они могли так легко управляться с материальными предметами, они не были обыкновенными духами.

– Ты отберешь у меня дочь, девушка. Я боюсь тебя.

– Что? Я не собираюсь отбирать у вас дочь!

Альшандра озадаченно покачала головой, будто Далландра не поняла ее.

– Не лги – я это хорошо вижу. Ты заберешь у меня дочь. Но взамен я получу награду. Запомни это, девушка!

Она начала раздуваться, увеличиваться и протянула к Далландре пальцы, похожие на когти. Далландра упала на колени, нащупала рукоятку ножа и выдернула его из земли. Альшандра в ужасе закричала и отступила назад.

Они стояли, обе перепуганные, и смотрели друг на друга, потом образ Альшандры заколебался и начал изгибаться, словно невидимая сила, заключенная в ноже, толкала ее в талию, выгибая назад. Она выглядела, как отражение в пруду, когда ветерок колышет воду: вся колеблющаяся и деформированная. И вдруг исчезла, только ее последний крик разнесся эхом по всему пастбищу, заставив кобылу Далландры в ужасе брыкаться и фыркать.

Этой же ночью ей приснился Эвандар, сказавший только одно:

– Ты не должна была этого делать.

Далландра прекрасно поняла, что именно он имеет в виду. А вот Эвандар не понял, что она испытывает не страх, а чувство вины за то, что так напугала Альшандру.

Утром, завтракая в палатке лесными ягодами и мягким овечьим сыром, Далландра нарушила негласное соглашение о Стражах и рассказала Адерину, что с ней произошло. Он впал в бешенство, и это ошеломило девушку.

– Ты говорила, что никогда больше их не увидишь! – голос его дрожал от едва сдерживаемой ярости. – О чем, черт тебя подери, ты думала, когда опять пошла гулять в одиночестве?

Она уставилась на него, раскрыв рот. Он тяжело вздохнул, сглотнул и закрыл лицо руками.

– Прости меня, любовь моя. Я… они пугают меня. Я имею в виду, Стражи.

– Меня они тоже не особенно успокаивают.

– Тогда почему… – Он с трудом сдерживался.

Вопрос был справедлив, и Далландра долго думала, а он терпеливо ждал, только руки, сжатые в кулаки, выдавали его волнение.

– Потому что они страдают, – ответила она наконец – Во всяком случае, Эвандар, а его дочери кажется что с их народом что-то не так. И нужна помощь Адо.

– Что ты говоришь! Все равно я не понимаю, почему именно ты должна им помогать!

– Потому что у них нет никого, кроме меня.

– У меня тоже, и у всех остальных из твоего Народа!

– Я знаю.

– Так почему же ты продолжаешь всюду выискивать этих демонов?

– Да ладно тебе, никакие они не демоны!

– Хорошо, хорошо, извини. Просто они мне не нравятся! Кроме того, дело ведь не только в жалости, да? Они тебя очаровали!

– Я это признаю. Они – загадка. Мы искали всюду – и с помощью твоего наставника, и в книгах, и у других мастеров двеомера, и до сих пор не знаем, что же они такое. Только я могу это выяснить!

– Так что же это, просто любопытство?

– Любопытство? – Ее кольнуло раздражение. – Я бы не стала таким образом отделываться от разговора.

– Я и не думал отделываться.

– Да что ты!

И они впервые поссорились, шепотом говоря друг другу колкости – шепотом, потому что остальные обитатели алара ходили мимо палатки взад и вперед, занимаясь обычными утренними делами.

Не выдержав, Далландра выскочила из палатки, промчалась через весь лагерь и побежала на пастбище. Оглянувшись, она еще больше взбесилась, потому что Адерин не побежал за ней следом. Она отдышалась и пошла, сама не зная куда, описывая круги, но не выпуская из виду лагерь.

– Далландра! Далландра! – Звал ее издалека тоненький голосок. – Подожди! Отец назвал мне твое имя!

Девушка резко повернулась и увидела Элессарио, догонявшую ее. Она бежала, приминая траву, будто человек из плоти и крови, но при этом была полупрозрачной улыбаясь, протянула она руку, сжатую в кулачок.

– Это подарок тебе.

Далландра машинально протянула вперед руку, и ей на ладонь упал серебряный орех. Он выглядел, как грецкий орех в скорлупе, с черенком и листочком, но был сделан из серебра.

Когда Далландра пощелкала по нему ногтем, он зазвенел.

– Спасибо, конечно, но почему ты мне его даришь?

– Потому что ты мне нравишься. И потом, это проводник. Если ты захочешь попасть в нашу страну, он тебя туда отведет.

– Правда? Каким образом?

– Приложи его к глазам, и увидишь все дороги.

Опять машинально Далландра подняла к глазам руку с орехом, но в последнюю секунду спохватилась. Трясущейся рукой засунула она орех поглубже в карман штанов.

– Спасибо тебе, Элессарио. Я не забуду этого.

Девочка улыбнулась и выглядела такой счастливой и невинной, что невозможно было заподозрить ее в коварстве. Не то что Эвандара.

– Наверное, твой отец дал его тебе, чтобы ты подарила его мне?

– Да конечно. Он знает, где они растут.

– Ага. Я так и думала.

Элессарио что-то начала говорить, но вдруг завизжала, как побитая собака.

– Кто-то идет! Это он! Твой мужчина! – И исчезла.

Далландра обернулась и увидела спешащего к ней Адерина. Она побежала к нему навстречу, и он с таким облегчением улыбнулся, что Далландра тут же вспомнила, что они были в ссоре.

– Прости, что я так по-дурацки убежала, – сказала она.

– Это ты меня прости, что я тебе столько всего наговорил. Я так тебя люблю.