Первый алхимический фронтиспис появился в 1478 г. в книге Михаэля Пуффа фон Шрика о дистилляции из растительных ингредиентов под названием «Книжица о выжженных водах». На нем мы видим алхимика, раздувающего мехами печь, а рядом стоят сосуды для дистилляции и рассыпаны различные склянки и растения. До XVII в. алхимические фронтисписы пока еще не приобрели своих специфических черт и от издания к изданию вполне могли заменяться любыми иллюстрациями, которыми располагал издатель. Изображения как правило отсылали к лабораторной практике. Самыми известными титульными иллюстрациями этого периода можно по праву назвать рисунки к книгам немецкого врача Иеронима Бруншвига (1450–1512). На изображении из «Малой книги дистилляции» 1500 г. мы видим две большие печи для возгонки в фруктовом саду, окруженные зверями и алхимиками (39). «Большую книгу дистилляции» 1512 г. открывает рисунок с двумя алхимиками, корпящими над возгонкой у фантастически огромного сосуда, своей формой напоминающего кадуцей Меркурия (40). Уже здесь мы видим типичную для изображений такого рода архитектонику: две колонны по бокам и реющие над ними ленты выполняют роль структурирующей рисунок рамки.

Рис. 39

Рис. 40

Эти книги предназначались для алхимиков-практиков, поэтому и изображения, рекламирующие их, были лишены мистических коннотаций. Ситуация меняется в 1550 г., тогда на титульном листе алхимического сборника впервые появляется аллегорическое изображение гермафродита, позаимствованное из трактата «Розарий философов». После этого издатели стали чаще обращаться к аллегориям. Это особенно заметно на роскошно украшенном титульном листе (41) из новой редакции знаменитого герметического романа XV в. «Гипнэротомахия Полифила», в 1600 г. выпущенной французским писателем Франсуа Бероальдом де Вервилем (1556–1626) под названием «Обозрение великолепных открытий, покрытых завесой любовных приключений, во сне Полифила». По сюжету романа Полифил грезит своей возлюбленной и в ее поисках видит мистические сны, полные захватывающих открытий и природных явлений, мифических существ и артефактов. Де Вервиль предложил свое видение романа: он считал, что автор «Гипнэротомахии» был алхимиком, и толковал его сюжет как последовательное описание стадий великого делания. Писатель добавил к тексту перевода указатель алхимических терминов и сделал из романа что-то вроде иконографического руководства по расшифровке заключенных в нем 172 аллегорических гравюр. Таким образом де Вервиль встроил свою редакцию «Гипнэротомахии» в традицию переосмысления классических текстов, например, Овидия и Вергилия, в алхимическом ключе, а также он, в духе «Иконологии» Чезаре Рипе, приблизил ее к формату справочника по эмблематике.

Рис. 41

Символический титульный лист «Обозрения» содержит множество алхимических аллегорий, которые автор объясняет на 19 страницах в специальном посвящении. Бородатый старец на троне внизу держит в руках книгу с языками пламени и каплями воды на обложке, в то время как Солнце и Луна окружают его с двух сторон, а над его головой в море плавает огнедышащий дракон. Этот человек обозначает адепта алхимии, соединяющего при помощи жара печи два несоединимых первопринципа, а дракон представляет собой символ первоматерии, подлежащей трансформации. Еще выше мы видим изображение пня: на нем стоит фонтан Жизни — одна капля его воды дает вырасти из мертвого дерева цветущему побегу. Это аллегория «мертвых» металлов, появляющихся на стадии нигредо, и впоследствии «оживляемых» алхимиком. Песочные часы рядом с ним указывают на то, сколь велико должно быть терпение при долгом бдении у атанора. Слева от пня сражаются два змея, крылатый и обычный, являющиеся аллегориями летучего и устойчивого свойств, сокрытых в меркурии и сульфуре. Соединение противоположностей показывают и переплетающиеся пиктограммы, обозначающие первопринципы. Лев сверху изображен с отрубленными лапами: это образ фиксации летучего, т. е. меркурия. Древо сверху вырастает из побега, корни которого находятся в самом низу, в бесформенном хаосе первоматерии. Внутри медальона, обозначающего хаос, мы видим символы смешанных воедино металлов и четырех стихий. В его центре находятся те же символы, что и на книге мудреца — капля воды и язык пламени, отсылающие к меркурию и сульфуру. Из соединения противоположностей, капель ртути и огня серы, вырастает побег, из которого расцветает древо Жизни, символ философского камня. На нем восседает стремящийся к Солнцу феникс, держащий в когтях рог изобилия — символ успешно завершенного opus magnum. По всему титульному листу расцветают вечнозеленые ветви мирта, олицетворяющие алхимическое перерождение и космическую силу любви.

В алхимико-медицинской книге парацельсианца Освальда Кролла «Химическая базилика» 1609 г. титульный лист состоит из шести медальонов с изображениями величайших философов прошлого и двух схем, показывающих единство микро- и макрокосмов (42). Легендарный зачинатель алхимии Гермес Триждывеличайший изображен рядом с перерождающимся из пламени фениксом, а арабский философ Гебер стоит на фоне пеликана, кормящего свое потомство собственной кровью — обе эти птицы в христианстве были символами Христа, а в алхимии — философского камня. Римский алхимик Мориен держит в руках колбу, а сзади в небе парит уроборос, составленный из двух разноцветных змей. Мимо англичанина Роджера Бэкона проползает саламандра, существо, живущее в пламени, а каталонец Рамон Лулл держит в руке три цветка, символизирующих алхимические стадии, в то время как на заднем плане сражаются красный лев и белый дракон. Швейцарец Парацельс изображен между Солнцем и Луной: он держит в руках красную склянку с «азотом» — зашифрованным обозначением магистерия. Внизу в центре нарисована схема подлунного мира: на ней видны символы знаков зодиака и треугольник, обозначающий отношения четырех стихий и тела, духа и души, соотносящихся с минеральным, растительным и животным царствами. Вокруг видны основные приметы алхимической лаборатории. Над названием книги изображена диаграмма с символами Троицы и ангельских чинов, вторящая своим устройством нижнему миру. Этот титульный лист формирует образ алхимии как науки, опирающейся на многочисленные неоспоримые авторитеты, а также представляет ее связующим звеном между божественным и земным мирами. Фронтиспис стал образцовым, и его даже вручную скопировали для русского перевода Кролла (см. здесь).