Он двинулся первым, сутулясь, втянув голову в плечи, то и дело поглядывая по сторонам, словно ожидал, что за каждой кочкой скрывается искир. Опасаюсь разочаровать Кроуфорда, но в этой дыре вряд ли есть кто-то, кроме нас и птиц.

Из-за прошедших дождей все размокло, под ногами хлюпало, а грязь была жирной и скользкой. Часть рощи спускалась в низину, и стволы деревьев оказались залиты поднявшейся после дождей водой. Рельсы также ныряли в нее, выбираясь наверх на противоположном от нас склоне.

– Левее. – Я показал на упавший ствол. – Можем перейти по нему.

– Вспомни про обезьяну, так сразу ею и станешь, – проворчал он.

Следует сказать, что, хотя Кроуфорд довольно неказист на вид, перемещался, когда надо, он быстро и ловко. Точно… обезьяна. По неширокому древесному стволу, не обращая внимания на мешающие ветви, перебрался он гораздо проворнее меня.

– Вижу, ты не растерял свою форму, несмотря на дурь, которую куришь, – сказал я, оказавшись на другой стороне затопленного участка.

– В отличие от тебя. Чуть было не гробанулся, я уж собрался насладиться видом мокрого мистера Шелби.

– Обожаю своих друзей, – пробормотал я. – Только они могут поддержать в трудную минуту.

– Не на друзей надо полагаться, а на Бога. Только он может помочь.

– Ты сам-то веришь в свои слова, Юэн? – Я вытер грязную подошву ботинка о край пня.

– Хочу в это верить, но получается не каждый день, – признал он. – У таких людей, как я, должна быть хоть какая-то опора в жизни, иначе я провалюсь в такую бездну, что из нее больше не выберусь.

– С учетом того что периодически я замечаю черта, ходить в церковь для меня как-то поздновато.

Он направился дальше, вернувшись к рельсам, сказал, не оборачиваясь:

– Я вообще думал, что ты уже давно мертв. Лежишь где-нибудь на кладбище в своем Хервингемме.

Кроуфорд – мой земляк, но переехал с семьей в Риерту, еще когда был мальчишкой, и считает родиной город на воде, а не столицу Королевства.

Он резко повернул голову, когда на ближайшем к нам дереве оглушительно закаркали вороны.

– Мерзкие птицы! Помнишь, в тот день они тоже орали как проклятые?

– О чем ты? – Я посмотрел на часы, до темноты еще оставалось какое-то время, и порадовался, что карманный фонарь при мне.

– Ну… тот капитан, спаси Господь его ублюдскую душу. Его Такер и Скотт отбили у искиров. Вспомнил?

– Угу.

На самом деле я и не забывал. Это случилось в последний месяц, возле «Матильды». Искиры выдохлись, с Большой земли наловчились забрасывать нам припасы, зима закончилась, а весна, пускай и холодная, обещала скорую оттепель. Я уже больше не был командиром нашего разношерстного отряда – лейтенант Чербери (лорд Чербери, если уж быть точным, тот самый, что как-то сводил меня в дорогой клуб для джентльменов), пробившийся к нам, оказался отличным мужиком. Но все изменилось, когда слишком уж ретивые Скотт и Такер притащили того капитана.

– Он был глуп и некомпетентен. За неделю мы получили от него больше проблем, чем за четыре месяца от искиров. Этот несчастный кретин должен был сидеть далеко от линии фронта, а не пытаться командовать нами. Мало того что угробил Рене, еще и нас хотел отправить следом за ним. Все же некоторых не стоит делать офицерами.

Капитан действительно был кретином. Не старше нас, он считал, что люди, которые воевали не первый год, обязаны слушать того, кто только что появился, только что получил офицерский патент благодаря пачке фунтов и связям. Лучше бы он использовал эти возможности иначе, сидел где-нибудь в штабе за линией фронта, а не заставлял вымотанных и находящихся на грани людей штурмовать никому не нужное пулеметное гнездо узкоглазых, мотивируя это честью, доблестью, храбростью и прочей хренью, которая выветрилась из моей головы в первые полгода под пулями.

Тогда наш лейтенант ему здраво намекнул, что он лишь потеряет всех нас и даст возможность искирам занять высоту и «Матильду». Следует заметить, что капитан расценил слова будущего главы Апелляционного комитета Палаты лордов как неподчинение приказу, трусость и предательство, достал револьвер, и Чербери оказался в шаге от того, чтобы стать покойником.

Кроуфорд между тем произнес:

– Мосс потом мне признался, все считали, что именно я решу вопрос. Но решил его ты, ганнери.

– Я старший сержант. Моя задача была не терять людей.

Лейтенант, пусть он в мирной жизни был птицей совсем иного полета, здесь стал своим. Таким же, как мы. А братство, оно на то и братство, чтобы защищать попавших в беду. Порой ради этого приходится делать вещи, которыми нельзя гордиться.

Я выстрелил капитану прямо в висок прежде, чем он успел накрутить себя, чтобы убить младшего офицера. Возможно, через секунду это сделал бы кто-нибудь другой. Мосс, или Вороненок, или Уолли. А может, никто бы не шевелился, и Чемберли прикончили под карканье воронов, а уже после мы прибили бы капитана. Потому что он был глупцом, трусом и сволочью.

Но я сделал это и ничуть не жалею. И никто из моих товарищей тогда мне не сказал ни слова.

Конец истории.

– Ты был хорошим солдатом. – Кроуфорд впервые на моей памяти высказал отношение к тому, что произошло в тот далекий день.

– Все мы становились хорошими солдатами, как только понимали, что не бессмертны, как нам думалось перед агитационными плакатами, а можем умереть в любую секунду. Сразу находилась причина для того, чтобы драться. Мы хотели выжить и вернуться.

– Большинство из нас. Я скучаю по войне.

Я понимал, о чем он.

Роща закончилась, впереди лежали пустыри, заросшие высокой, в мой рост, травой вкуса сырого овса, и бесконечными маслянисто блестящими пятнами воды вкуса угля, подтапливающей землю, превратившей ее в болото. Идти можно было лишь рядом с рельсами, здесь насыпали достаточно щебня под шпалы, чтобы появилось хоть какое-то возвышение.

– Следы, – произнес Кроуфорд, все так же, как и прежде, удерживая карабин на сгибе локтя. – Но довольно старые.

Я и сам видел призраки оплывших отпечатков, уже практически уничтоженные дождями. Будь тут Вороненок, он многое мог бы рассказать о человеке, который прошел.

Впереди показалась крыша какого-то здания, и вскоре мы подошли к высокому кирпичному забору с закрытыми на цепь стальными воротами.

– Подсади-ка! – попросил Юэн.

Я помог ему забраться, передал карабин. Кроуфорд так и остался сидеть наверху, точно маленький воробей, возомнивший себя стервятником, пока я не оказался на другой стороне.

Тут рельсы заканчивались. Ржавела заросшая репейником паровая платформа с демонтированным котлом и колесами. Я заглянул в домик охраны. Дверь была заперта, стекло разбито. Несмотря на густую тень, на стене множество темных пятен – кто-то потерял содержимое головы. Скорее всего, погибший во время нападения на лабораторию.