— Нат, я никогда не знала, что ты красишь губы. Это ты во Вьетнаме приобрёл такую привычку?

— Только в ночных операциях. А теперь перевернись.

— Перевернуться?

— Да, — твёрдо сказал Нат. — Я думал, что кореянки приучены к послушанию, так что делай, что тебе приказывают, и перевернись.

Су Лин перевернулась и уткнулась лицом в подушку.

— Каков ваш следующий приказ, капитан Картрайт?

— Сними ночную сорочку, мой цветочек.

— Ты заставляешь это делать всех американских девушек во вторую ночь?

— Сними ночную сорочку.

— Есть, капитан. — Она медленно стянула через голову ночную сорочку. — Что теперь? — спросила она. — Будешь меня бить?

— Нет, это произойдёт в третью ночь, а сейчас я задам тебе вопрос.

Он взял розовую помаду и написал на оливковой коже Су Лин пять слов, после которых поставил вопросительный знак.

— Что вы написали, капитан Картрайт?

— Посмотри сама.

Су Лин выбралась из постели и через плечо посмотрела в зеркало. На её лице засияла улыбка. Она обернулась к Нату, который растянулся на постели, подняв помаду высоко над головой, подошла к нему, взяла помаду и написала у него на груди: «ДА, ВЫЙДУ».

— Энни беременна.

— Чудесная новость! — сказал Джимми, когда они вышли из столовой и пошли на свою первую утреннюю лекцию. — Сколько месяцев?

— Месяца два, но теперь твоя очередь дать мне совет.

— Что такое?

— Не забудь, ты — единственный, у кого есть опыт. Ты — отец шестимесячной дочки. Прежде всего, как я могу помочь Энни в следующие семь месяцев?

— Просто старайся ободрять её. Никогда не забывай сказать ей, что она чудесно выглядит, даже если она похожа на кита, выброшенного на берег; а если у неё возникнут дурацкие идеи, подыгрывай ей.

— Какие, например? — спросил Флетчер.

— Джоанна любила на сон грядущий съесть двойную порцию шоколадного мороженого, ну, и я составлял ей компанию, а если она просыпалась глубокой ночью, то требовала ещё порцию.

— Это-таки настоящая жертва!

— Да, конечно, потому что потом всегда приходилось пить рыбий жир.

Флетчер засмеялся.

— Ну, что ещё? — спросил он, когда они подходили к Андерсон-холлу.

— Энни скоро начнёт ходить на специальные предродовые курсы, и тамошние инструкторы обычно советуют мужьям тоже на них ходить, чтобы они знали, каково приходится их жёнам.

— Я буду рад на них ходить, — согласился Флетчер, — особенно если смогу есть всё это мороженое.

Они поднялись по ступенькам и вошли в здание.

— Не торопись радоваться: у Энни это может быть лук или маринованные огурцы, — сказал Джимми.

— М-да, это уже не так заманчиво.

— А теперь — насчёт подготовки к родам. Кто будет помогать Энни?

— Мама хочет пригласить мисс Никол, мою старую няньку, которая сейчас на пенсии, но Энни и слышать об этом не хочет. Она намерена воспитывать ребёнка без посторонней помощи.

— Джоанна, не раздумывая, приняла бы помощь мисс Никол. Насколько я помню эту старушку, она бы с радостью согласилась красить детскую комнату — не то что менять пелёнки.

— У нас нет детской комнаты, — сказал Флетчер. — Только лишняя комната.

— Тогда эта комната будет превращена в детскую, и Энни захочет, чтобы её заново покрасили, пока она будет ходить по магазинам и выбирать себе новый гардероб.

— У неё уже платьев — больше, чем нужно.

— Ни одна женщина с этим не согласится, — сказал Джимми. — К тому же, через несколько месяцев она ни в одно платье не влезет. И это — ещё до того, как она начнёт думать, что нужно ребёнку.

— Я должен подыскать себе работу официанта или бармена, — сказал Флетчер.

— Но, безусловно, твой отец сможет…

— Я не собираюсь провести всю жизнь, выжимая деньги из моего старика.

— Имей мой отец столько денег, сколько твой, я бы ни дня не работал.

— Нет, если бы ты не работал, Джоанна никогда не согласилась бы выйти за тебя замуж.

— Не думаю, что тебе придётся стать барменом, потому что после твоего триумфа в деле миссис Кирстен ты летом сможешь выбирать любую юридическую работу. И, насколько я знаю мою крошку-сестрёнку, она не допустит, чтобы ты закончил курс не первым. — Джимми помедлил. — Почему бы тебе не поговорить с моей матерью? Она очень помогла Джоанне с кучей домашних проблем и при этом нисколько не казалась навязчивой. Но я бы ожидал чего-нибудь взамен.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Флетчер.

— Ну, для начала, хотя бы как насчёт денег твоего отца? — спросил он с ухмылкой.

Флетчер засмеялся.

— Ты хочешь деньги моего отца за то, чтобы попросить мать помогать её дочери готовиться к родам её внука или внучки? Знаешь, Джимми, я думаю, ты мог бы стать очень успешным адвокатом по бракоразводным делам.

* * *

— Я решил баллотироваться в президенты студенческого сената, — объявил Нат, даже не сказав, против кого он собирается выставить свою кандидатуру.

— Это хорошая новость, — сказал Том, — но что думает об этом Су Лин?

— Я бы не сделал даже первого шага, если бы она сама это не предложила. И она также хочет участвовать в кампании. Она хочет отвечать за голосование и за всё, что имеет отношение к цифрам и к статистике.

— Значит, одна проблема уже решена, — сказал Том. — Ты назначил руководителя своей кампании?

— Да, как только ты вернулся в Йель, я думал-думал и решил остановиться на парне по имени Джо Стайн. В прошлом он руководил двумя кампаниями, и, к тому же, он обеспечит нам еврейские голоса.

— А есть евреи в Коннектикутском университете?

— В Америке евреи есть везде, а в нашем колледже их — четыреста восемнадцать, и мне нужны все их голоса.

— Так каково твоё просвещённое мнение относительно будущего Голанских высот? — спросил Том.

— Я даже не знаю, где они находятся, — ответил Нат.

— Значит, к завтрашнему дню тебе надо бы это узнать.

— Интересно, что Эллиот думает о Голанских высотах?

— Бьюсь об заклад: он думает, что они должны всегда оставаться частью Израиля, и ни одного дюйма не следует отдавать палестинцам, — ответил Том.

— А что он будет говорить палестинцам?

— Их в колледже — кот наплакал, так что о них можно не беспокоиться.

— Это, конечно, облегчает положение.