— Милка, перестань, в самом деле. Ты же не влюблена в него по-настоящему.

— Дело не в этом, — мрачно отозвалась я, свирепо уставившись на какого-то парня, сидевшего напротив и возымевшего наглость улыбнуться мне. Нахал смутился и уткнулся в газетку.

— В чем же тогда?

— В самолюбии. В женской гордости, если хочешь! Кстати, Кара, я теперь уверена: тогда, в самом начале, к твоему «хладному телу» меня вызвала именно она. Его настоящая зазноба, а никакая не секретарша! Если это не одно лицо.

— Возможно, — согласилась Карина.

— Ну а если у Вадима, тьфу, у этого… Вот черт, так привыкла этого негодяя Вадимом называть, что иначе просто язык не поворачивается!

— Ну и называй по-прежнему, раз так привычнее.

— Действительно, какая уже теперь разница. В общем, если у него хватит наглости еще хоть раз ко мне заявиться… Да плевать, пусть и не является. Я все равно узнаю, кто она такая. Вот возьму и узнаю, из принципа.

— Эй, Милка, остынь, — встревожилась Карина. — Тебе же Макар Захарович запретил самодеятельностью заниматься.

Я твердо посмотрела ей в глаза и непреклонным тоном заявила:

— Макар Захарович мне в этом не указ. Я должна узнать, кто эта стерва!

* * *

Я чувствовала острую необходимость побыть в одиночестве. Вся романтика нашей «мегрэниады» неожиданно показалась мне пустой и глупой. Ни обманутые вкладчики, ни жульнические проделки аферистов, ни фальшивые полтора миллиона долларов, равно как и настоящие, в данную минуту меня больше не трогали. Меня грызло лишь оскорбленное женское самолюбие.

У Вадима была другая. У этого скользкого, как уж, и гладкого, как откормленный кот, обаяшечки была другая баба! «Постоянная зазноба», как изволил выразиться вертлявый нахал по кличке Сокол. И как же, наверное, Вадим вместе с ней, своей постоянной, теперь надо мной потешается!

Я почувствовала, что сию секунду просто лопну от злости. Мне захотелось, чтобы эта сладкая парочка немедленно попала в мои руки. Не знаю, что именно я бы с ними сделала. Что-то страшное, это уж точно!

Я попыталась успокоиться. Если Карина увидит, в каком я состоянии, она опять начнет зудеть о приказе Макара Захаровича не высовывать никуда носа без его ведома. От подруги надо было срочно избавляться.

Металлический голос известил нас, что следующая станция «Арбатская». Я потерла лоб рукой и сказала:

— Вот что, Кара, поезжай ко мне. Думаю, тебя никто не тронет. Ребятки нашего старикана наверняка нас прикрывают.

— Ты что задумала? — подозрительно спросила подруга.

Я постаралась изобразить святую невинность:

— Абсолютно ничего. Просто голова разболелась. Я хочу пройтись пешком от «Арбатской» до дома, проветриться.

— А мне прикажешь торчать у тебя вот с этой макулатурой? — Карина многозначительно указала на мой чемодан, где покоился «дипломат» с фальшивыми купюрами. — Да еще и волочь эту тяжесть самой?

— Ну, Карочка, я скоро приду. Хочу побыть одна. Ты посиди уж, ладно? Если ребята объявятся, подождите меня, хорошо? Напои их чаем, то, се…

Карина вздохнула:

— Ладно, горе мое. Давай ключи!

Слава богу. Зная меня, она поняла, что должна придержать язык за зубами и дать мне время успокоиться.

— Пожалуйста, постарайся вернуться домой до вечера, — ворчливо сказала она. — Ночевать у тебя я не собираюсь, и так сына совсем забросила.

Я, конечно, пообещала и, выйдя на «Арбатской», с облегчением проводила глазами вагон, повезший Карину ко мне на «Киевскую». Ничего, пару часиков они там и без меня обойдутся.

В окружении людских толп злость моя немного улеглась. Арбат замечательная улица, на ней существует сотня способов отвлечься и рассеяться.

Я посмотрела выступление латиноамериканских студентов, одетых в яркие красные пончо. Они звонкими голосами распевали национальные песни, аккомпанируя себе на народных инструментах. Покаталась на смирной лошадке Зосе и угостила ее шоколадом. Купила последний номер «Бурды» и три порции мороженого.

Все это время в моей голове копошились сумбурные мысли и роились смутные планы. Мне надо было во что бы то ни стало разыскать ту бабу, хотя логического объяснения такому желанию быть не могло. Сплошные эмоции. Мне надо было просто взглянуть на нее и попытаться понять, почему этот кобель предпочел ее — мне?! Если бы я, скажем, хоть издали убедилась, что она раз в сто меня красивее… Или если бы я сумела «случайно» с ней познакомиться и поняла бы, что она гораздо умнее…

Но как, как это сделать? Черт его знает! Даже если Вадим не побоится зайти ко мне еще один, последний раз, на прощанье… Ему ведь снова придется выдумывать, почему мы должны расстаться. А я боюсь, что не сдержусь и, по выражению моей тетки, вычищу ему морду. После чего, разумеется, возможности получения информации будут сведены к нулю. Выследить я его теперь тоже не смогу. Ребятки Дяди Вани и Макара Захаровича, Сокол и Кирпич, вежливо попридержат меня, для моей же безопасности, и займутся этим сами. Очень сильно сомневаюсь, что они удосужатся сообщить мне результаты этой слежки.

В таких вот растрепанных чувствах я брела по шумному Арбату, доедая последнюю порцию мороженого. Как заставить Вадима, то бишь Андрея, расколоться, буде он все же объявится?

И тут меня, похоже, осенило.

Я застыла столбом посреди улицы, слепо уставившись в витрину магазина «Самоцветы» и капая мороженым себе на юбку.

Ну-ка, подумай хорошенько еще раз, приказала я себе. Купится ли он на этот блеф? Согласится ли в ответ на мою так называемую откровенность рассказать мне хоть немного о своих личных обстоятельствах?

Я мысленно перебирала варианты мужского поведения в ситуации, которую намеревалась разыграть перед «Вадимом». По всему выходило, что после сообщенного ему известия он вполне может утратить на время присущую ему бдительность и сдержанность и слегка расслабиться. Если я хоть немного разбираюсь в мужской психологии, его опасения пройдут, а дружелюбное отношение ко мне несколько упрочится. Возможно, ему даже станет чуточку неловко за свои подозрения, что я влюблена в него по уши и намерена повиснуть на его шее до скончания века. И тогда, возможно, он скажет мне, кто…

Тут мои рассуждения прервала толстая расфуфыренная дама, упакованная в шелка и бриллианты, которые выглядели на ней так же нелепо, как бикини на эскимосе. Она пребольно пихнула меня в бок сдобным локтем с острой косточкой и осведомилась, долго ли я буду загораживать вход в магазин?

Огрызнувшись, я посторонилась, чтобы дать этой декольтированной слонихе пройти, и наконец осознала, где я и что я. Чтобы немного успокоиться, я зашла в «Самоцветы» вслед за ней, посмотреть на безделушки и отвлечься.

В магазине было тихо и прохладно. Я обозрела груды стандартных украшений и в очередной раз убедилась, что в «Художественном салоне» недалеко от моего дома выбор гораздо интереснее. Уж во всяком случае, таких жутких булыжников из выращенных рубинов, впаянных в толстенные золотые ободки, там не было и в помине. Безвкусица потрясающая, как раз для таких вот толстых хавроний в шелках.