Кротов покрылся испариной — похоже, обладатель голоса знал, чтоон сделал. Но откуда?!

— Но полиция…

— Иди. Я сам разберусь.

Кротов закивал, словно собеседник мог его видеть, и спрятал замолчавший телефон в карман. Лоб покрылся испариной, он запустил двигатель и включил климат-контроль. Нужно успокоиться и ехать домой. Полиция ничего не знает, и если он не расколется, то и не узнает.

Он повернул с проспекта на дорогу, ведущую в промзону, — так было гораздо короче, а он торопился. Если полиция принялась задавать вопросы, то рано или поздно ему придется на них отвечать, и что тогда? Конечно, ТОТ сказал, что сам разберется, но если нет, что тогда?

Кротов нащупал на сиденье бутылку с водой и, на ходу отвинтив крышечку, отхлебнул. Проклятая вода нагрелась и оказалась теплой и какой-то горьковатой на вкус. Но когда он нервничает, у него обычно жутко пересыхает во рту, и жажда становилась невыносимой, а потому Кротов допил воду. Он не знал, что делать, и чувствовал, что сам себя загнал в ловушку, но злость на Машу оказалась сильнее. Мерзкая тварь! Проклятая шлюха, не заслуживающая ничего, кроме пинков, это она довела его, и он сделал ошибку, не смог сдержаться!

И она заплатит за это.

Кротов притормозил около дома и вышел из машины, хлопнув дверцей. Это старый дом-«хрущевка», здесь они с Машей занимали тесную трехкомнатную конуру с низкими потолками и обоями персикового цвета. Уже темнело, и во дворе зажглись фонари. У подъезда, как обычно, сидели старухи — одна другой гаже, и Кротов так ненавидел их, что готов был убить, всех до единой. Они всегда что-то говорят ему, что-то въедливое, хотя он всегда молча проходит мимо. А вот Маша всегда вежливо с ними здоровается, и это его бесило, потому что Маше они не говорили ничего неприятного. Это оттого, что Маша из этих, счастливчиков — таким никто никогда не говорит неприятных вещей, ими любуются и восхищаются.

Злость на Машу смешалась с ненавистью к этим уродливым обломкам, доживающим свой век на скамейках у подъезда и отравляющим жизнь всем, до кого дотянутся, словно злость от понимания того, что жизнь их угасает, заставляет их цепляться за окружающих и тащить за собой во тьму. Но его они не утащат! Кротов всегда молча проходил мимо, а может быть, зря? Может, им стоит преподать урок, чтобы они хотя бы на пороге смерти поняли, как бесполезно их существование и как легко его прервать?

Кротов ухмыльнулся, глядя на старух, повернувших к нему свои головы. Они сейчас похожи на змей, готовящихся к прыжку, хотя какие прыжки, учитывая то, что каждая вторая передвигается с клюкой? А может, они просто притворяются и имеет смысл это проверить?

А почему бы и нет? Кротову вдруг стало весело, и он открыл багажник, достал кусок арматуры. Кротов держал его так, на всякий случай, но ни разу не воспользовался, боялся, он всегда всего боялся, и ненависть, которая копилась в нем, разрывала изнутри, но страх был сильнее — а вот в эту минуту страх куда-то пропал, ярость сожрала его без остатка. Оказывается, чтобы избавиться от страха, нужно накопить достаточно ярости и просто дать ей выход! Как все просто, а ведь ему говорили, что это легко — достичь просветления, где нет ни страха, ни сомнений, и раньше это получалось, когда все они еще были вместе, а потом уже нет. И вот сейчас вдруг вернулась эта предельная ясность, и Кротов сжал кусок арматуры в пухлом кулаке. Старые хрычовки сейчас узнают, что такое гнев — может, это научит их держать за зубами свои гнилые языки.

— Что ж ты, сосед, сегодня один, а Маша где, никак загуляла?

Это Михайловна, сморщенная ехидная ведьма со второго этажа. Кротов всегда ненавидел ее, она шпыняла его всякий раз, когда видела — вроде бы в шутку, и вот теперь…

— А чего бы ей и не загулять, Михайловна? Девка молодая, красивая, нашла себе стройного красавца — богатого, значит, и…

Кротов резко взмахнул куском арматуры, и голова говорящей треснула, белый платок мгновенно намок красным, следующий удар обрушился на лицо Михайловны. Старухи заголосили, но убежать от него они не смогут — слишком старые, двигаются медленно, а он обрел яростную стремительность, и головы мерзких горгулий взрываются, на арматуру налипли седые и крашеные волосы, и кто-то кричит, пронзительно и яростно, и Кротов понимает, что крик рвется из его груди, и он такой всеобъемлющий, что сердце не может вместить его.

Арматура выпала из его руки, и он упал на дорожку у подъезда прежде, чем успел понять, что умер.

— Смотрите, что я нашел. — Виктор смотрел на Реутова и Бережного с торжеством. — Вот, смотрите, это буклет религиозной организации «Путь вечности». Можно взять в руки, их в деле уйма. Видите, как все продумано? Красивые картинки, обещание могущества и прочих ништяков, на которые так ведутся разные ущербные личности — а ущербной личностью может оказаться любой, это не зависит от социального положения. Но вот вам цветовая гамма — это цвета безопасности, пастельные, переходящие друг в друга, с яркими вкраплениями, насыщенные символами, действующими на подсознание. Так работают все секты, это принципы эффективной рекламы — красивая картинка, запоминающийся слоган и куча лжи, выдаваемой за правду. Так они завлекали адептов — раздавали эти буклеты на улицах, оставляли в транспорте, в поликлиниках, в общем, где только могли. Система была такая: приходили люди, делились проблемами, исповедовались, можно сказать. Их принимали очень доброжелательно, некоторым помогали найти работу, некоторым обеспечивали лечение, ну и так далее. Параллельно делили на группы с учетом социального положения и перспективности. Откровенный шлак фильтровали, но так, что без обид, — с ними занимались, им уделяли внимание, но выше первого уровня не пускали. Эти выполняли роль зазывал, такое сарафанное радио, типа: все честно, мне помогли и помогают, я теперь не один! И это работало, приток новых желающих только усиливался. Дальше по уровням шли члены секты, которые могли быть чем-то полезны: оставить недвижимость или же добыть информацию, да мало ли что. Поймали их на том, что они принялись за Министерство образования. То есть у ребят были далеко идущие планы, понимаете?

— Это известно. — Бережной побарабанил пальцами по столу. — Хотя я так и не вник как следует в дело и в толк взять не могу, как они все это провернули, а никто не сел?

— Доказательная база, несмотря на обилие материалов, была не та. — Виктор покачал головой. — И я подозреваю, что следователи, которые это дело вели, спустили все на тормозах не напрасно. Основные фигуранты, которых удалось установить — из тех, кто отделался условными сроками и остался на свободе, — в течение года погибли от несчастных случаев, их тела находили в разных частях страны, все они были опознаны, об их смерти писали в прессе. Создается впечатление, что некто приказал следствию притормозить, потому что имел на этих граждан собственные планы.

— Очень может быть. — Бережной с уважением посмотрел на Виктора. — Продолжай.

— Все известные руководители секты погибли. Борисов якобы повесился, хотя теперь уж я сомневаюсь. Домбровского зэки зарезали в камере — он обвинялся в череде изнасилований. До чего додумался, подлец, — ритуальный секс, это ж надо!