– Рут, – прошептала я, и она повернулась ко мне, жестом попросив человечка со слуховым аппаратом оставить ее. – Рут, я думаю, Натан подозревает.

– Что ты имеешь в виду?

– Он сказал, что знает о смерти моего друга.

– Это ничего не значит. Уверена, что и у него были грешки во время войны.

– Рут, хочу тебя спросить вот о чем. Он изменился? У него такой мрачный вид… Он стал… суровее?

Она внимательно посмотрела на меня. Жемчужины в ее прическе зазвенели, когда она отрицательно покачала головой.

Я вспомнила: другая Грета боялась этого Натана и того, что он может сделать. Я представила молодого Лео под своим окном. Мне удалось заглянуть в душу моему второму «я».

Рут тихо сказала:

– Теперь ты понимаешь, почему я ее не виню.

– Другие Натаны не такие, как этот, – заметила я. – Совсем не такие.

– А что ты скажешь о другой Рут?

Я посмотрела на ее оживленное лицо:

– Ты не сказала: «о других Рут».

– Да, дорогая, моя Грета уже поведала мне. Со мной, как с Феликсом. Есть мир, в котором я умерла.

– Мне очень жаль, – сказала я, как уже однажды говорила другой женщине. – Знаешь, я по тебе там скучаю. У меня нет союзницы, только служанка, а ей не расскажешь обо всем.

– Знание о том, что где-то ты умерла, не похоже вообще ни на что. Кажется, я всегда считала себя сорняком, который растет между трещинами, где угодно, в любое время. Но оказалось, я не такая. Я – цветок редкий и нежный, – со смехом сказала она. – Как и Феликс, и Лео. Нужно правильно подобрать температуру, воздух и почву, иначе мы увянем.

– Не говори так. Это был несчастный случай. Мне очень жаль.

Я почувствовала, что кто-то трогает меня за плечо, и услышала слова брата:

– Мне надо идти.

Обернувшись, я увидела, что Феликс уже вдевает руки в рукава пальто. Лоб его покраснел и покрылся потом – вероятно, из-за плохого шабли. Я сказала:

– Нет, не надо. Ты должен остаться, всего на минуту.

– Грета, я должен идти, – повторил он с каким-то отчаянием во взгляде: он не смотрел на меня и, казалось, прислушивался к чему-то внутри себя.

Я схватила его за рукав:

– Хочу познакомить тебя кое с кем. Пожалуйста, останься!

Он покачал головой, одарил меня натянутой улыбкой и поцеловал в щеку:

– Я должен идти. Увидимся позже. Наслаждайся большевиками.

Не попрощавшись с Рут (та разговаривала с новым гостем, который стоял спиной ко мне), он взял шляпу и почти выбежал из двери. Все произошло так быстро, что мой план, тщательно разработанный за последние дни, смыло, как песочный замок на пляже. Придется заняться этим снова. Время поджимало: до свадьбы оставалось меньше двух недель, а до мгновения, когда дверь в этот мир должна была навсегда закрыться для меня, – не намного больше. Может, завтра мне удастся устроить другой ужин, с которого он не уйдет; может, я все еще способна заставить цвести этот цветок.

– Грета, – сказала Рут, взяв меня за руку, – хочу тебе кое-кого представить.

– Рут, все пропало, – прошептала я.

Она ответила мне напряженной улыбкой из-под русалочьей тиары:

– Грета, это мистер Тэнди.

Передо мной стоял Алан, еще один восставший из мертвых.

В этом мире он был немного другим, как и все мы. Посеребренная бородка, аккуратно и очень коротко подстриженная; пенсне, сидящее на носу, как насекомое; став крупнее и величавее, он был облачен в темный костюм и белый галстук, а улыбался непринужденнее, чем я представляла себе. Несмотря на все это, я его узнала. Передо мной был именно он – сдержанный, осторожный и немногословный сын фермера из Айовы, достигший успеха и известности. Его глаза, как всегда, пытались выразить то, что не могли высказать губы. Алан, думала я, Алан, ты умер. Твой пепел покоится среди роз, и в память о тебе поет молодой мужчина, и я не могу этого вынести. Спаси его для меня. Ты не знаешь, как близки мы к тому, чтобы вообще никогда не существовать.

Я заметила, что его глаза – потрескавшаяся зеленая глазурь – устремлены на дверь, за которой только что исчез мой брат. Я видела, как он о чем-то думает, как кровь отливает от его лица, и вдруг все поняла. Как я была глупа, полагая, что ни одна вещь в мире не сдвинется с места без меня, что я размышляю над некой шахматной партией. На самом деле все фигуры были живыми и двигались по собственному желанию, ведь они были не плодами моего воображения, а людьми.

– Очень рада познакомиться с вами, мистер Тэнди. Жаль, что вы на минуту разминулись с моим братом.

Я посмотрела на Рут, лицо которой наполнилось тревогой. Алан выдавил из себя несколько вежливых слов, но лицо его оставалось бледным.

– Феликс ушел? – удивилась Рут, и я бросила на нее многозначительный взгляд. Нам следовало обо всем догадаться.

– Какая жалость! – проговорил Алан, собрав все силы, чтобы изобразить неловкую улыбку.

Я сказала:

– Он очень хотел снова с вами увидеться.

Рут, как хорошая актриса, начала импровизировать, отталкиваясь от моей реплики:

– Вы… вы ведь встречались с ним раньше?

Алан сказал:

– Кажется… у моей жены…

Остального я не слышала, потому что была уже за дверью.

Я обнаружила, что глянцевый цилиндр моего брата висит на пожарном гидранте, а сам Феликс стоит рядом, прислонившись к стене дома. Ушел он не очень далеко, причем поступил предсказуемо, устремившись на запад, – как делал всегда, совершая задумчивые прогулки по Гринвич-Виллиджу в моем мире 1985 года. Скрестив руки, он курил длинную сигарету. Меховой воротник поблескивал в свете фонаря. Феликс смотрел на гидрант так же, как на портновский манекен, только на этот раз в глазах его сверкала мстительная ярость. Ночное небо над парком Вашингтон-сквер светилось от уличных огней, издалека доносились чьи-то крики.

– На днях я была в «Блумингдейле», – громко сказала я, и его голова дернулась от неожиданности. Я подошла ближе. Рукам в карманах пальто было тепло, несмотря на холодный ночной воздух. – Там, в мужском отделе.

Он не сказал ничего. Мимо нас проследовала пара: женщина, чье лицо почти полностью скрывал капюшон, и шатающийся от выпитого мужчина. Феликс молча курил. Мы оба знали, что в следующие несколько минут будут раскрыты все тайны наших жизней.

Я спросила:

– Это там ты познакомился с Аланом?

Он попыхивал сигаретой, и все, даже не взглянул ни на что, кроме гидранта и цилиндра. Так он и стоял, прислонившись к зданию, уставившись в нью-йоркскую ночь, выпуская дым изо рта.

– Когда он тебя бросил? – спросила я.