Она устала, она просто измотала свой организм, свои мысли в проведении параллелей, в анализах поступков и бездействия органов правопорядка. Липатов пропал и не звонит. Снимщиков тоже. Зато Макс изо всех сил стремится подобрать на роль убийцы кандидатуру поинтереснее. Интерес его при этом мог быть только один: сделать как можно больнее ей – Соне. Он не учел одного: она не желает больше идти у него на поводу бессловесно. Она станет бороться с его методами, станет возражать, как вот теперь. И…

И она снова просчиталась, потому что Максу опять удалось сразить ее наповал.

Когда Соня вышла из ванной, укутавшись в халат и обмотав голову полотенцем, Дворников вытанцовывал в ее гостиной что-то похожее на джигу. Без музыки, сам себе напевая, Макс попеременно выбрасывал вверх согнутые в коленях то правую, то левую ноги. Комично выгибал худосочный стан и еще улыбался.

Улыбался он отвратительно, потому что Соня знала цену этой его улыбке. Она знала, что за ней может последовать. И не ошиблась…

– Вот эту фотку внимательно рассматривала? Давно? – он распахнул последние страницы альбома и ткнул пальцем в одну из фотографий. – Здесь вы не втроем, как почти везде. Здесь он и она, дорогая. Взгляни-ка.

Ей можно было и не смотреть. Она помнила эту фотографию. Хорошо помнила тот день и помнила свое неприятное чувство, обозначить которое так и не решилась до сих пор.

Не оно ли не давало ей покоя, пока она сидела за столиком в «Дарене» и поджидала бестолкового Макса?..

Там, на этой фотографии, должна была быть зима. Они ушли втроем на лыжах в ближайший лес. Изначально собирались пойти вдвоем с Никитой, но в последний момент позвонила Татьяна и, плаксиво куксясь, пожаловалась на одиночество. Никита был не против взять и ее. Соня даже обрадовалась, поскольку редко стала видеться с подругой. Обрадовалась поначалу, а потом…

А потом, с мягким шелестом протыкая лыжной палкой слежавшийся снег, вдруг поймала себя на мысли, что она здесь лишняя. Никита с Татьяной все время о чем-то говорили, говорили. Смеялись чему-то, а стоило ей подкатиться к ним по отполированной лыжне, как замолкали тут же и смотрели на нее с веселым ожиданием.

Это было неприятно, но это было только началом. Все самое главное и неприятное поджидало ее возле костра. Костер вызвался разжечь Никита, все понемногу после разгоряченной гонки по лесу начали остывать. Соня тут же сбросила лыжи и, ныряя по колено в снег, принялась искать сухие ветки.

Они ни черта не находились, эти ветки. Снег плотно упаковал весь валежник, и сколько она ни тянула за черные хвосты, угадывающиеся под сугробами, ничего, кроме мелкого хвороста, вытянуть не удалось. Она измоталась и продрогла. Снег забился в лыжные ботинки, неприятно холодя щиколотки. И эти двое, как на грех, куда-то запропастились, совершенно не поспешая ей на помощь.

Соня, помнится, тогда бросила хилый пучок сухих черных веточек возле костра. Тот завалили еловыми лапами, и он чадил нещадно тяжелым сизым дымом. Она оглянулась по сторонам и громко позвала по имени сначала Никиту, потом Татьяну. В ответ лишь вялый треск занимающихся огнем еловых лап и шум ветра, теребящего с противным хрустом голые ветки деревьев. Ей вдруг сделалось неуютно и страшно одной среди чужого холодного леса возле костра, который все никак не хотел разгораться, а лишь разъедал глаза до противных слез своим дымом.

Она снова и снова кричала. Топталась на месте, оглядывалась в беспомощности и снова кричала. Потом присаживалась на корточки, приподнимала мохнатую еловую ветку и совала в самую сердцевину тонкие, как спички, сухие веточки. Огонь жадно набрасывался на них, слизывая их своим жарким языком в считаные минуты, и снова принимался пыхать отвратным чадом.

А потом они вернулись. Смешливые оба, укатанные по самые шапки в снег, с огромными вязанками самых настоящих дров.

– А тут неподалеку странное такое стойбище, – принялась болтать без умолку Таня, прыгая вокруг костра, пытаясь согреться. – Дрова аккуратным штабелем. Столик из жердей, пенечки. Может, охотники?.. Бр-рр, замерзла!

Никита все больше молчал, занимаясь костром. Но несколько раз Соня ловила задумчивые взгляды, которые тот украдкой бросал, нет, не на нее – на Татьяну.

И ни за что бы не заподозрила она их тогда ни в чем, если бы не одно «но»…

И именно на это самое «но» обратил теперь внимание Макс Дворников – провалиться бы ему в тартарары со своей всемогущей догадливостью.

– Тебя разве это не удивило? – ухмылялся он, тыча пальцем в голову Татьяне, скорчившей в объектив смешливую рожицу. – Ни за что не поверю! Так обратила ты внимание или нет на этот факт? Говори, Софи, только не ври! Обратила?!

– Да! – выкрикнула она.

Сердито прошлепала голыми пятками по полу прямо к Максу, выдернула у него из рук фотоальбом. Захлопнула его с силой и снова сунула на прежнее место на полке.

– Молодец, – похвалил Макс. – Значит, я в тебе не ошибся. Ты ведь именно об этом думала сегодня в кафе, так?

– Черти бы тебя побрали, Макс! – с суеверным страхом прошептала она, оборачиваясь на Дворникова. – Ну откуда ты все можешь знать, скажи мне на милость?!

– Я умный, – скромно потупился Дворников секунды на четыре, потом тут же вскинул лохматую голову и с преувеличенной торжественностью подвел черту: – Итак, Софи, твой друг и твоя подруга, послав тебя за дровами в лес, сами отправились в другую сторону, чтобы… целоваться. Ты же догадалась еще тогда, Софи! Чего же дурочку ломала, а?! Ты же догадалась, когда твоя подруга вернулась без следов помады на губах. Тут же, на фотке, это отчетливо видно. Вот снимки, что вы сделали, разжигая костер. А вот эти уже, когда собираетесь пить чай. На первых у Таньки на губах помада, на вторых нет и намека. А ведь вы еще ничего не ели и не пили. Так ведь? И ты, умная девочка, Софи, ты сразу обо всем догадалась. Только сделала вид, что ни о чем не подозреваешь! Продолжила жить под страусиным девизом: все хорошо, братцы, пока я делаю вид, что ничего не замечаю. А теперь скажи-ка мне, дорогая, кто из них пропал раньше?

Соня с тяжелым вздохом отошла от полок. Опустилась на диван. Поставила локти на коленки и, стянув с мокрых волос полотенце, едва слышно произнесла:

– Никита никуда не пропадал. Он просто уехал и бросил меня. Нет, сначала он меня бросил, а потом уже уехал. Татьяна, она… Она пропала несколько позже. Или наоборот… Уже не помню, Макс. Так все смешалось в голове. Но неужели ты думаешь, что они… Что они вместе могли?..

– А почему нет, Софи?! Почему нет?!

И Дворников, обладающий магической просто какой-то догадливостью и умением связывать в один тугой узел разрозненные нити человеческих судеб, начал говорить такое…

По его мнению выходило, что Никита из меркантильных соображений решил от Сони переметнуться к Татьяне. Там и мама побогаче, и перспектив в плане дальнейшего благополучия побольше. Анна Васильевна наверняка об этом не знала. Иначе придушила бы подобную интрижку еще в зародыше, поскольку ненавидела подобных мужиков. Татьяна и Никита решили все это дело скрыть и попросту удрать с материнских и Сониных глаз подальше. Сначала уехал Никита, кажется, в Германию. Потом и Татьяна следом за ним. Но она уехала тайно, по чужим документам, чтобы никто и никогда не догадался, где конкретно ее искать. Иначе крутая нравом мамаша приволокла бы неверную подругу за косы откуда бы то ни было и заставила…