самой разумной из трех, хотя все они содержали самые невероятные предположения. Все вспоминали «Мудрость Чохаро», последователей учения Курнара и, подобно Занарин, искали свидетельства заговора.

Но этот случай был совершенно иным. Последователи Курнара – даже если среди них остался кто-то, способный собрать взрывное устройство, – никогда не уничтожили бы корабль, на котором находились только рабочие. У фанатиков были определенные мишени, а в сгоревшем ангаре никого из них не оказалось. Там были лишь бедняки, многие из которых, возможно, и сами верили в учение Курнара.

Все три газеты опубликовали сенсационные заметки о том, как я «укротил» обитателей Холма Оборотней. Эти истории больше подходили для бульварного романа, чем для раздела новостей, и я молился всем богам о том, чтобы читатели им не поверили. Кроме того, статьи о призраках не попали на первые полосы, и я надеялся, что их просто не заметят.

В то утро ко мне приходили два просителя, которым я не смог помочь. Я не вел разговоров с умершими; я лишь видел тускнеющие образы того, что они ценили при жизни. Я мог сформулировать вопрос. Самым частым вопросом был: «Где находится завещание?» Но я слышал и все прочие – от «Кто отец ребенка?» до «Что нам делать с бабушкой?». Но если речь шла о более сложных вещах и если после смерти проходило больше одной-двух недель, я был бессилен. В полдень, не сумев придумать ничего лучшего, я пошел домой и, зайдя на почту, обнаружил, что меня ждет письмо.

Оно было адресовано «Таре Келехару», адрес был написан четко, но торопливо, и первое, что я сделал, вскрыв конверт, – взглянул на подпись внизу.

Эдиро Занарин.

У меня похолодели руки, и я неохотно стал читать. Письмо было коротким, четким и нетерпеливым, как ее почерк. В нем говорилось, что тела погибших в результате катастрофы «Превосходства Умвино» были перенесены во Второй производственный ангар Амало-Атамарского Авиационного Завода. Она требовала, чтобы я явился туда сразу же после получения письма. Внизу страницы стоял оттиск личной печати; это означало, что Занарин отдавала приказ от имени Амаломейре, главного церковного управления, а не в качестве представительницы церкви Улиса. У меня было только два варианта: повиноваться или попытаться оспорить ее власть, заявив, что я не подчиняюсь Амаломейре. Но в этом споре я не мог одержать верх. Я вспомнил, что видел ее во время визита в каменный лабиринт, и сейчас подумал: она, возможно, приходила туда по своим делам, а не по приказу Вернезара. Очевидно, Занарин каким-то образом втерлась в доверие к Амал’отале и убедила его в необходимости расследования.

Я доехал на трамвае до завода А3. Найти Второй производственный ангар не составило труда; он возвышался над близлежащими зданиями, как гора. Приблизившись, я заметил признаки той же мрачной активности, что и вчера. Послушник церкви Улиса остановил меня у маленькой дверцы в боковой стене ангара. Я показал ему письмо отало Занарин, и он с некоторой тревогой указал мне на дальнюю часть ангара, где отало Занарин спорила по поводу юрисдикции с другой женщиной – это была одна из Свидетельниц вел ама, работавших в суде.

Это был очень трудный путь, хотя я знал, что могло быть хуже. Тела занимали меньше половины ангара; таким образом, жертв было не так много, как при катастрофах, виденных мной в Лохайсо (намного меньше, чем после пожара на фабрике «Карлинар»), и каждое тело заботливо обернули в простыню, скрывающую ожоги и обугленные участки. Но их все равно было много, и ткань ничего не могла поделать с запахом.

Я шел по проходу между рядами тел, и Занарин, оглянувшись, заметила меня. Они со Свидетельницей из суда молча смотрели, как я приближался.

Я жил в доме своей родственницы Ксору и не раз говорил с императором. Враждебные взгляды не могли вывести меня из равновесия. Кроме того, подойдя, я узнал Свидетельницу. Ее звали Джоде’ан Парморин. Я хорошо относился к ней, считал ее честной и порядочной женщиной, поэтому понадеялся, что они все же не станут объединяться против меня.

– Мер Келехар, – начала Занарин. – Очень хорошо, что вы пришли.

– Отало Занарин, – ответил я. – Мы явились, как было приказано.

Ее близко посаженные глаза цвета серого гранита смотрели твердо. Она сказала:

– Амал’отала убежден в том, что вы действительно способны говорить с мертвыми, и если это правда, мы нуждаемся в ваших навыках.

– Амал’отала прав, – вмешалась Свидетель Парморин, и женщины неприязненно уставились друг на друга, прижав уши к голове.

Свидетель Парморин повернулась ко мне, приветственно кивнула и сказала:

– Отала Келехар, мы назначены Свидетелем «Превосходства Умвино». Мы будем помогать вам в расследовании по мере наших возможностей.

– Помогать нам в нашем расследовании, – поправила ее Занарин.

– Мы не совсем понимаем, – поспешно заговорил я, – что именно вы расследуете. Мы уверены в том, что взрыв и пожар на «Превосходстве Умвино» явились результатом…

– Вы по-прежнему настаиваете на версии несчастного случая, – перебила меня Занарин.

– Скорее всего, отала Келехар прав, – сказала Парморин.

– Сейчас вы не можете этого знать, – отрезала Занарин.

– Мы не можем быть полностью уверены, но мы видели достаточно происшествий с воздушными кораблями, – возразила Парморин. – Это не первый корабль, от имени которого нам приходится выступать Свидетелем.

Я внутренне содрогнулся от ужаса.

– Вы обнаружили какие-нибудь признаки того, что это был не несчастный случай?

– Нет, – ответила Парморин.

– Ваше расследование только началось, – напомнила Занарин.

– И поэтому мы его продолжим, – сказала Парморин. – Но мы не считаем необходимым участие Свидетеля Мертвых, присланного Амаломейре, до тех пор, пока мы не обнаружим, что у кого-то из погибших могут быть ответы.

– Мы ни в коем случае не хотим вмешиваться в ваше расследование, Свидетель Парморин, – сказал я, поскольку мне было ясно, что Занарин именно этим и занимается.

Занарин повернулась ко мне стремительно, как атакующая змея, и в ее взгляде я увидел бешеную ярость. Я едва не отшатнулся.

– Мы думали, что уж кому-кому, а вам должно быть понятно, почему необходимо расследовать такие «несчастные случаи».

Я услышал в ее голосе зависть, которая точила ее, словно червь; она была одной из многих, кто считал, что опозоривший себя прелат – неподходящая кандидатура на роль следователя, занимающегося убийством императора Варенечибеля. Я не раз ловил на себе этот взгляд после переезда в Амало и считал, что причина неприязни ко мне Аджанхарада была той же самой, но все равно он приводил меня в смятение.

Я осекся, но вскоре смог взять себя в руки.

– Но… но разве не разумнее было бы дождаться результатов расследования Свидетеля Парморин?

– Вы исходите