– Звони ему, – посоветовал ей Бекрушев, – и передавай от меня привет. Скажи, что я все знаю, но зла на него не держу. Но если он вернется, то пусть пощады не ждет!

– Спасибо, что предупредил, – Виктория бросила трубку и разрыдалась.

В жизни каждой женщины бывают моменты, когда она становится противной самой себе. Стоит только взглянуть после бессонной ночи в зеркало и ужаснуться от появившегося в нем изображения. Или достать новый купальник, приобретенный ранней весной с намерением к лету обязательно похудеть до эстетических размеров. Достать, взглянуть на него и еще раз ужаснуться, что так и не похудела. Скорее поправилась. Конечно, она не пышка, но лишние килограммы, как ни крутись, в бикини не засунешь. Правда, отпуск уже близится к концу, месяц пролетел совершенно незаметно. Но лето еще продолжается, можно поехать куда-нибудь позагорать и в дальнее Подмосковье. Светлана, разглядывая обновку, нещадно ругала себя за то, что вчера не сдержалась и пошла на поводу у Люськи, а пошли они с ней в пиццерию. Заказанной на двоих пиццы с колбасой салями оказалось мало, и подруги съели вторую с грибами. При воспоминании о пицце подступила тошнота. Зачем она ее только ела?! Нужно взять себя в руки и переживать на голодный желудок. Но с голодухи тоже тошнит.

К обеду Светлана поняла, что ее тошнит от всего: от жизни, от еды, от воспоминаний. Мысль о том, что в ее организме процессы идут ненормальным путем, с каким-то сбоем, пришла при взгляде на легкий и простенький куриный супчик. Она добрела до туалета, где ее организм основательно очистился.

– Люся, – простонала Светлана в телефонную трубку, – я отравилась, Люся. Этой гадкой пиццей! Зря я ее ела, Люся. Кстати, а как ты себя чувствуешь?

– Отлично, – бодро ответила подруга. – Ланочка, это у тебя из-за нервов начинаются перепады от обжорства до анорексии. Выпей таблетку активированного угля, ложись и жди меня. Мы с Пятихаткой к тебе сейчас приедем.

Людмила опрометчиво пообещала приехать сразу. Сегодня был выходной день, и она провалялась в постели до обеда, рано утром выгуляв щенка. Для того чтобы ехать сразу, необходимо было, по крайней мере, хотя бы встать с кровати. Люся сладко потянулась, подумала о том, что подруга, как обычно, все преувеличивает, и перевернулась на другой бок. Но внезапно раздался еще один звонок. Люся со вздохом потянулась за телефонной трубкой, которую приложила к уху. Длинный гудок сообщил ей, что звонит не телефон. Теперь точно придется встать и открыть дверь настырному придурку, который не унимается возле ее квартиры. Если это снова пятиклассник Вовочка балуется, то она спустит его с лестницы! Если догонит. Обычно он трезвонит в дверь и убегает раньше, чем она ее откроет. Вовочке нравится, как за Людмилиной дверью лает Пятихатка. У него с собакой таким образом происходит момент общения. Что сделаешь? Ребенок тянется к животному миру! У его родителей из домашних животных только тараканы.

Люся сунула ноги в старые, но такие мягкие тапочки, накинула махровый халат и пошла открывать. Сейчас Вовочка увидит ее такую сонную, ненакрашенную, страшную и испугается. Чтобы ему было неповадно, Люся для убедительности взъерошила на голове нечесаные волосы. Она посмотрела на себя в зеркало и состроила жуткую рожу. Вот теперь совсем хорошо.

– А, попался, мерзавец! – закричала она, стремительно открыв одной рукой дверь, а второй хватая мальчишку за грудки. – А! Па-ра-зит… – Педагогическая поэма, призванная перевоспитать шкодливого ребенка, застыла у нее на губах.

Вовочку она так и не поймала. На пороге стоял Федор и по-идиотски улыбался. Его перекошенная радостью физиономия торчала из-за огромного букета полевых цветов.

– Привет, Люсенька, – удивленно сказал «мерзавец», – ты не заболела?!

– Я заболела, – ошарашенно кивнула она, – заболела. Отравилась! Проходи. – И она побежала в ванную комнату.

Когда живешь одна, можно много чего не делать, в том числе и не следить за своей внешностью, пугая хулиганистых мальчишек. Можно незаметно для самой себя превратиться в этакую Бабу-ягу и пугать не только их, а всех окружающих. Можно, но не нужно. Однажды залетный принц обязательно ошибется адресом и постучит в дверь. И если испугается он, то на личной жизни можно ставить крест, принцы не стучат дважды. Этот, залетный, хоть и не ошибся адресом, но чуть не испугался. Поливая себя живительными струями теплой воды, Люся превращалась в Людмилу Прекрасную и корила себя за недопустимую расслабленность.

Когда она через час в полной боевой готовности вышла из ванны, Федор облегченно вздохнул. Он сидел на диване и играл с Пятихаткой, которая бегала вокруг него, заливаясь звонким лаем, и пыталась укусить за палец. Полевые цветы стояли на столе в вазе с водой.

– Люсенька, – начал Федор, глядя на нее с нескрываемым любопытством, – у тебя все в порядке?

– А что? – Люська села в кресло, демонстративно закинула ногу на ногу и потрясла старым тапком.

– Мне показалось, что ты…

– Тебе показалось, – перебила она его и подбросила тапок к потолку. Вернее, он устремился туда сам, подчиняясь указанной амплитуде движения. Люся дернулась следом, молниеносно поймала обувку, заметила на нем дырочку возле большого пальца ноги и спрятала тапок в карман халата. Федор, внимательно следивший за этими манипуляциями, потерял бдительность, и Пятихатке наконец-то удалось прихватить его палец.

– У! Ё! – вскричал гость и подпрыгнул на диване.

– Федя, – поинтересовалась Люся, – у тебя все в порядке?

– Все в порядке, Люся, у-у-у, как больно, все хорошо. Славный песик, чтоб его…

– Это она, девочка. Моя единственная радость, – последнее предложение она сказала с особым надрывом в голосе.

– Единственная? – тупо переспросил Федор, тряся укушенным пальцем.

– Она не любит чужих людей, – объяснила Люся поведение Пятихатки.

– Чу-жих? – инфантильно потянул вопрос Федор.

Люся вздохнула, скинула оставшийся тапок и пошла за аптечкой. Мужчины способны думать только о своих ранах, не реагируя на страдания других. Если она сейчас же не перевяжет ему этот дурацкий палец, то он станет трясти им до бесконечности. Никакого разговора не получится, не говоря уже о чем-то более конкретном и приятном: об обвинениях в его адрес. Она вернулась с бинтом и йодом, Федор все так же тряс укушенным органом. Люся густо намазала палец йодом, стараясь как можно больше налить в саму ранку. Федор взвыл, доставляя ей практически физическое наслаждение.

– Больно? – хищно поинтересовалась она, глядя в его испуганные глаза.

– Все в порядке, – простонал он, – Люсенька, спасибо.

– Не за что, – буркнула она, обматывая палец бинтом. – Зайди в травматологию, я не знаю, возможно, у нее бешенство. Сколько там полагается уколов? Штук сорок?

– Последние достижения медицины позволяют ограничиться одним, – как бы оправдываясь, что ему не доведется испытать счастье от сорока прокалываний собственного тела, сказал Федор.