– Он уехал, а мне стало нечего кушать, я собирала пустые бутылки и покупала на эти деньги хлебушек. Моя мама умерла от голода, на моих руках осталась одна сестренка, с которой мы вчера поджигали школу. Тетя, где мой папа?!

– Ты представляешь?! – Тамара Воробьева схватилась за телефонную трубку, как только за голодной девочкой закрылась дверь «Галатеи». – У Бекрушева есть дочь, которую он бросил во младенчестве, когда она принесла двойку по химии! Виктория, честное слово, я сама только что с ней разговаривала! Она – его точная копия. Вылитая – твой жених Бекрушев! Он сейчас у тебя? Нет, а кто у тебя? Не Максим? Как хорошо, что не Максим! Это у меня вырвалось случайно. Куда тебя записать? Хорошо, я запишу тебя на омолаживающие процедуры. На все сразу, как обычно, я поняла. Что ты говоришь? Нет, она не сказала, где живет. Говорила что-то про поджог школы. Слушай, Вика, по телевизору показывали одну школу, которую подожгли ученики где-то в Барнауле. Да, скорее всего, он туда и ездил, только никому ничего не сказал. А ты бы призналась, что у тебя в Барнауле растет дочь?! Вот и я бы ни за что.

– С вас сто рублей за адрес, – заявила сиротинушка, протягивая бланк «Галатеи», на котором трясущейся рукой Томочки были выведены каракульки с названием улицы, номером дома и квартиры.

– Хорошая девочка, – похвалила ее Люся, – далеко пойдет!

– Да нет, мне здесь рядом, – возразила та, – за углом членовреды тусуются.

– Кто? – не поняла с первого раза Люся. Следом за ней удивились Светлана с тоскующим по скорости лихачом.

– Членовреды, – пояснила девочка, – те, которые кидаются под машины из-за денег.

– Ну, ты, это, не кидайся! – попросила Люся и сунула той еще десятку.

– Сегодня не буду! – пообещал ребенок и метнулся за угол.

– У меня такое ощущение, – сказала Светлана, – что мы сделали что-то не то. Уж лучше бы я сидела и страдала дома.

– Сиди и страдай! Но только с его адресом. – Люся помахала перед подругой заветным листком. – Здесь и номер телефона записан, и рабочее время. Гляди, по понедельникам он страшно занят, вечерами у него совещания! Или это теперь так называется? Где же мы возьмем его тепленьким?!

Ответом ей было гордое молчание. На самом деле оно лишь внешне казалось гордым. Внутри Светланы шла борьба противоположностей. Одной Светлане было на все наплевать, лишь бы вновь ощутить объятия форварда. Другая презрительно усмехалась и обещала сослать саму себя в монастырь. Борьба длилась пять долгих минут, после чего первая Светлана потерпела поражение с минимальным счетом. И они поехали домой.

– Я бы поехал по адресу вечером, – подсказал лихач, которому нравилось возить девушек.

– Вечером? – задумалась Светлана. – А что? Может быть…

– Вечером я не могу, – заявила Люся, – у Пятихатки режим.

«Не долго маялась старушка в высоковольтных проводах». Не долго Светлану раздирали сомнения. Как только на улице сгустились сумерки, зов природы, женское любопытство потянули ее на приключения. Собственно, ей хотелось, как обычно, только одного – увидеть форварда. Ради этого она нарядилась в черную обтягивающую водолазку, черные джинсы, напялила на волосы темную бейсболку, закинула за плечи черную кожаную сумку и нацепила на глаза черные очки. Кстати, обувь была белой. Темных кроссовок у Светланы не нашлось. Опасливо озираясь по сторонам, чтобы не быть узнанной соседями, она направилась на остановку общественного транспорта.

Мирно живущие граждане большого города уже отработали положенный срок и вернулись домой, уютно устроившись перед телевизором с тарелкой жареной картошки. В общественном транспорте в сумеречное время передвигались влюбленные парочки и запоздалые посетители кабачков, куда они заглянули на пару кружек пива сразу после работы. Петровичу повезло, его угостили еще одной. Но вместо радости он испытывал щемящую тоску по совести, которую, по словам супруги, пропил. И теперь ему, бессовестному, предстояло перед супругой предстать в самом ближайшем времени, ибо возвращался он домой. То, что он перепутал номер трамвая и ехал в обратном направлении, Петрович не знал. Он сидел и молил судьбу – уж лучше кинуть его в черную пасть смерти, чем в беззубый рот жены.

Она вошла в трамвай на следующей остановке. Черная, как смерть, она показалась Петровичу той самой, только без косы на плече. Он затравленно оглянулся – кроме них в полутемном вагоне никого не было. Все сразу стало ясно, она пришла за ним. Он просил и был услышал всевышними силами. Пьяные слезы потекли из его и без того красных глаз. «Костлявая пришла за мной», – застонал Петрович и упал перед ней на колени.

– Вы что?! – возмутилась Светлана, отпихивая Петровича, который вцепился в ее коленки и рыдал. – Вы что себе позволяете?! Отпустите меня немедленно!

– А! – стонал Петрович, указывая дрожащим пальцем на ее кроссовки, – так она еще и в белых тапочках! Собралась делать черное дело в белых тапочках, костлявая уродина!

– Нет, какая наглость! – отбивалась от него девушка. – Еще обзывается, алкаш несчастный!

– Да, я несчастный, да, я очень несчастный! – стонал Петрович, ползая на коленках, но стойко удерживая равновесие на поворотах. – Решилась на темное дело, старуха?! Погоди! Дай пожить хорошему человеку еще денек.

Возле станции метро трамвай резко затормозил, и Петрович все-таки не удержался. Он скатился к самой кабине вагоновожатого, ударился о нее и затих. Светлана не стала дожидаться, пока он очухается, и поспешила в метро. Встреча с алкашом и его слова показались ей пророческими. Дать пожить ему еще один денек?! Как будто она собиралась убивать Бекрушева. Откуда этот странный прорицатель знает про ее отношения с форвардом? Откуда он знает, что она собралась на темное дело в белых тапочках? Откуда он знает, что ей уже под тридцать?! Петровича Светлана восприняла, как перст судьбы, и дала себе слово ни при каких обстоятельствах не подходить к Бекрушеву ближе, чем на сто безопасных метров.

Светлана сверилась с написанным на бланке адресом. Так и есть: вот эта улица, вот этот дом. Она постаралась натянуть бейсболку поглубже и заняла оборону возле нужного подъезда. Сейчас она его увидит и поедет назад. Больше ей ничего не нужно, она даст ему пожить и не один день. Время шло, а в подъезд никто не заходил. И не выходил тоже, что показалось ей довольно странным. Впрочем, дом выглядел достаточно солидно для того, чтобы по нему шныряли взад и вперед. Она подошла к фонарю и еще раз прочитала запись. Сегодня пятница, значит, Бекрушев должен появиться дома после ресторана и бассейна в двенадцать часов ночи. Если, конечно, он не останется у Виктории, которая, скорее всего, приложит для этого все свои силы. Светлана вздохнула и замерла.

Во двор медленно въехала машина. Сверкнув огнями и пикнув сигнализацией, она остановилась. Из нее вышел стройный подтянутый мужчина, широким шагом он проследовал к тому подъезду, где жил Бекрушев, и открыл дверь. Освещенный ярким светом, он на миг задержался, как будто специально для того, чтобы Светлана могла его разглядеть. Да что там разглядеть, она определила по уверенной походке, что это был он. И он возвращался к себе домой один. Она улыбнулась и повернулась, думая о возвращении назад. Но путь ей преградила другая машина, она также остановилась во дворе. Из нее вышла брюнетка. Светлана увидела ее в темноте каким-то третьим кошачьим зрением. Брюнетка побежала в тот же подъезд и скрылась. Это уже было настоящим свинством! В брюнетке Светлана узнала Викторию. Вот и дай ему пожить еще один денек! Сейчас они проживут его вместе. Светлана в бешенстве развернулась и наткнулась на очередной автомобиль, выруливающий во двор. «Они что, все возвращаются домой после полуночи?!» – подумала она и на всякий случай спряталась за дерево.