«Русскому в Польше была жизнь не в жизнь: худо и дома, еще хуже вне его, — продолжает он. — Дома русский каждую минуту мог ожидать, что или выбьют стекла его квартиры, или устроят кошачью музыку. (Эта музыка состояла в том, что соберутся под окнами квартиры и начнут кричать, как кому вздумается: кто по-собачьи лает; кто мычит, как корова; кто мяукает по-кошачьи и т. д. И это делала толпа иной раз в две или три тысячи человек и более.) Вне квартиры русский подвергался неприятности быть избитым или оплеванным».

Такова обстановка накануне мятежа. Причин для самопроизвольного взрыва нет: никто поляков не убивает и в расстрельные рвы не спускает. Нет притеснений языка, никто не ущемляет польскую культуру. А раз нет непреднамеренного народного взрыва, нет ситуации, когда далее так жить просто невозможно, налицо планомерная работа, финансируемая недоброжелателями России. Восстание в такой стране, как Польша, не может произойти самопроизвольно, без вмешательства из-за границы. Разгромить русскую армию поляки не могут. Шансов на победу у них просто нет, а вот с помощью дипломатических уловок, благодаря поддержке европейских подстрекателей шанс на успех появляется. Корни польского восстания вели за границу — туда, где никак не могли смириться с существованием сильного русского государства, во главе которого стоял молодой император, умевший не поддаваться нажиму.

Ослабить Россию можно было путем внутренних распрей. Конечно, ни Англия, ни Франция всерьез не пеклись о правах поляков[51]. Еще со времен Наполеона жизни наших соседей-славян были лишь разменной монетой на дипломатических столах Европы. Польское восстание, словно лакмусовая бумажка, высвечивало антирусские силы как внутри России, так и за ее пределами. Первыми заговорили о независимости для поляков декабристы, внеся этот пункт в свою программу. «По правилу Народности должна Россия даровать Польше независимое существование», — писал Пестель, выражая позицию, принятую на съезде Южного общества декабристов. В той же самой программе следом за пунктом о польской независимости шел пункт об уничтожении русской постоянной армии.

Наибольшая антирусская истерия поднялась среди тех стран, которые через небольшой промежуток времени высадятся с оружием в Крыму и попытаются силой уничтожить русское могущество. Во Франции при первых известиях о мятеже был образован Комитет по оказанию помощи восставшим полякам, имевший филиалы во многих городах страны. В него входили видные деятели французской культуры, включая известного писателя Виктора Гюго. В марте 1831 года демонстранты в поддержку мятежников побили стекла в русском посольстве в Париже, а в сентябре того же года даже начали строить баррикады, требуя вооруженной помощи полякам.

Поводом для польского восстания «союзники» выбрали собственные проблемы и готовность русских царей бескорыстно помогать в их решении. Ведь мало того что поход русской и польской армий в Бельгию не приносил России ничего, так вдобавок эта жертвенность явилась еще и катализатором внутренних проблем. После повеления императора Николая готовиться к походу на Бельгию, собственно, и началось польское восстание.

17 ноября 1830 года руководимая офицерами и воспитанниками военно-учебных заведений толпа ворвалась в Бельведерский дворец в Варшаве с намерением убить цесаревича Константина Павловича, который был фактическим русским наместником Польши. Сейм объявил династию Романовых низложенной с польского престола и провозгласил князя Радзивилла главнокомандующим с диктаторскими полномочиями. Великий князь Константин, которому удалось спастись, вместо того чтобы подавить мятеж остававшимися ему верными польскими войсками, фактически их отпустил. Эти полки перешли на сторону повстанцев, усилив их боевую мощь. После чего, передав, а точнее, сдав полякам без боя крепости Модлин и Замостье, Константин Павлович с гвардейским отрядом отошел на русскую территорию.

Так маленький костер превратился в большое пламя, пожиравшее силы империи. Вместо решения насущных проблем Россия была вынуждена вновь завоевывать Польшу. Главнокомандующим император назначил фельдмаршала графа Дибича. Силы, которыми он располагал для усмирения Польши, могли быть доведены до 183 тысяч человек, однако для сбора всех этих войск требовалось свыше 4 месяцев. Польское же войско в считанные месяцы было доведено с 35 до 130 тысяч человек. Надеясь окончить войну нанесением врагу решительного удара, Дибич перешел в наступление, не дожидаясь основных сил, имея около 114 тысяч бойцов. Но быстрой победы не получилось: с переменным успехом война продолжалась около полугода. Польская армия оказалась соперником достойным, многие из ее солдат и офицеров воевали еще у Наполеона. Восставшие даже предпринимали рейды в Литву с целью взбунтовать и ее. Не удалось — медленно, но верно русские войска брали верх. Вскоре армия во главе с новым главнокомандующим Паскевичем обложила Варшаву.

Император Николай повелел предложить восставшим амнистию, но руководители восстания отвергли эти «унизительные» условия. Последний шанс сохранить хоть какие-то польские вольности был упущен: 26 августа 1831 года, в годовщину Бородинской битвы, Варшава была взята штурмом, длившимся 36 часов. Поляки отчаянно защищались, но перевес русских был подавляющим.

После взятия Варшавы остальная польская армия капитулировала. По условиям капитуляции полякам сохранили оружие, они должны были отойти в город Плоцк и там ожидать высочайших повелений. Русский царь пытается поступать с противниками благородно, не понимая того, что ответом ему будет черная неблагодарность. Как только повстанцы почувствовали себя в безопасности, они тотчас поспешили расторгнуть эти условия и возобновили военные действия. Вероломство окончательно погубило былые свободы польского государства — император Николай больше ничего и слышать об этом не хотел. В течение месяца остатки повстанцев были окончательно разгромлены, перешли границу и сдались австрийцам и пруссакам. Ошибки Александра I были исправлены: польская конституция, сейм и национальные войска, бывшие очагом мятежа, были распущены и ликвидированы. Царство Польское обращено в русское генерал-губернаторство и получило то же административное устройство, что и прочие области Российской империи. На ближайшие тридцать лет внутренний покой России был обеспечен. Освободив себе руки, снова можно было выходить на мировую арену. Тем временем все туже затягивался турецкий узел.

В 1833 году против султана восстал правитель Египта хедив Магомет Али. Гражданская война с египетскими мусульманами означала реальную угрозу развала Османской империи. И тут в турецкие дела вмешалась Россия. Причем на совершенно неожиданной стороне — поддерживая султана. Как это ни парадоксально, но на этот раз Турция была спасена русскими штыками, столько раз ставившими ее на край гибели. Казалось бы, абсурд — через четыре года после взятия Адрианополя и почти полного разгрома султана Россия неожиданно начинает его спасать. Где же логика? Она есть: прекрасно понимая, что позиция Англии и Франции на сохранение Турции неизменна, Россия пытается добиться своих целей, не воюя, а сотрудничая с турками.