У Сэма вдруг подогнулись колени, и он тяжело опустился на кровать. Джулз еще что-то говорил, но он его уже не слышал.

Это не Хейли прострелили голову и не ее поджарили в багажнике.

От невероятного облегчения мышцы мгновенно превратились в желе, а мозги – в кашу. Ему стало трудно дышать, и комната закружилась перед глазами.

– Спасибо, – прошептал Сэм. На большее он был пока не способен. – Мне… надо идти. Спасибо. О, господи…

– Эй, с тобой все в порядке? – встревожился Джулз.

Сэм захлопнул телефон.

Он не помнил, сколько времени просидел на кровати, дожидаясь, пока остановится комната и смолкнет шум в ушах. Он помнил только, что надо срочно рассказать обо всем Алиссе.

С трудом поднявшись, Сэм сделал несколько шагов к двери, но та сама распахнулась, и в комнату влетела Алисса. По ее лицу текли слезы.

– Мне только что позвонил Джулз. Ты его напугал. – Она дотронулась до его щеки, и Сэм понял, что тоже плачет. – О, Сэм…

Он потянулся к ней, и они обнялись и долго стояли, прижавшись друг к другу.

– А я была уверена, – прошептала она. – Я рада, что ошибалась. Слава Богу!

Сэм даже не пытался скрыть слезы.

– Я так боялся, – выговорил он наконец.

Этой ночью Сэм спал, наверное, не больше часа, да и этот час был наполнен кошмарами и предутренними страхами. Сейчас вместе с облегчением на него вдруг навалилась страшная усталость.

Каким-то образом Алисса почувствовала это.

– Хочешь поспать часок или кофе? – спросила она.

– Кофе.

Она засмеялась и поцеловала его.

– Интересно, откуда я знала, что ты выберешь кофе?

– Давай найдем Хейли сегодня, – попросил Сэм. Она еще раз поцеловала его:

– Я не возражаю.

Келли лежала на больничной кровати, обмотанная проводами и трубками, а Том Паолетти сидел рядом, держал ее за руку и слушал писк кардиомонитора.

Писк был размеренным и ровным, и это действовало успокаивающе.

Из холла послышались громкие голоса, и он повернул голову. Проклятье! Явление адмирала Таккера и Берегового патруля.

Том полночи гадал, когда же наконец они пожалуют.

Вновь прибывших почти сразу же заслонили от него внушительные, широкие спины Джаза и Стэна.

Сэм услышал голос своего заместителя:

– Простите, сэр, но в палату интенсивной терапии допускаются только близкие родственники.

Молодец Джаз! Том слегка пожал руку Келли.

– По-моему, оттого что я сижу здесь, мне гораздо больше пользы, чем тебе, – обратился он к Келли, хотя ее глаза по-прежнему были закрыты. – Поэтому, наверное, я пойду. Я очень люблю тебя, Кел. Пожалуйста, борись, хотя бы ради меня. Даже когда меня нет здесь, я все равно с тобой. Ты просто прислушивайся к этому монитору. Потому что это бьется и мое сердце тоже. – Его голос дрогнул. – Каждый раз, когда он пищит, он говорит, что я люблю тебя. Черт! Мне не хочется уходить, но сюда уже приперся Таккер и…

Ее пальцы пошевелились.

Ее пальцы пошевелились, а веки дрогнули.

– Сестра! – заорал Том. – Сюда! Быстрее!

К нему немедленно подскочил Джей Лопес, штатный санитар шестнадцатого отряда. Откуда он здесь взялся?

Сестра отделения интенсивной терапии, молоденькая афроамериканка, примчалась следом за ним.

– Она приходит в себя, – сообщил Лопес. – Черт, ну вы и напугали меня, сэр. Я уж собрался бежать за дефибриллятором.

Боже милостивый, почти весь шестнадцатый отряд, включая жен и подружек, толпился в холле и заглядывал в дверь.

– С ней все в порядке, – успокоил их Лопес.

– Все в порядке, – повторила сестра и задернула занавеску, отгораживая кровать от зрителей. – Доброе утро, миссис Паолетти. – Она осторожно поправила кислородную трубку, уходящую Келли в нос, и проверила капельницу.

– Том, – прошептала Келли, – не уходи.

– Не уйду, – пообещал он. – Никуда не уйду.

– Он не уйдет, – подтвердила сестра. – Эту дверь охраняет целый отряд «морских котиков». А я, конечно, не «морской котик», но тоже не постесняюсь вызвать охрану, чтобы она вывела адмирала, которому совершенно нечего здесь делать. – Она взглянула на Тома и наклонилась к самому уху Келли: – Ох, милая, я вам так завидую: ваш муж не стесняется плакать.

Уитни все утро не сиделось на месте. По сравнению с ней, обе девочки, увлеченно рисующие цветными карандашами, являли собой образец спокойствия и рассудительности.

Она садилась. Потом вставала. Потом опять садилась. Она исполнила отрывки из сорока лучших песен месяца. Она пересказала содержание всех фильмов, которые видела за последний год.

– Может, позвонишь своей подруге – как ее? – Эшли и сходишь с ней на пляж? – предложила вконец измученная Мэри-Лу.

– Нет, мне с вами веселей. А к тому же Эшли такая сука!

Зазвонил телефон, и Уитни подлетела к нему первой.

– Я возьму! Алло? – Она помолчала, а потом радостно взвизгнула: – Наконец-то! Да, пропустите его! Да, в переднюю дверь. Спасибо, Джим, я тебя обожаааю! – Она повесила трубку.

– Какой Джим? Охранник у ворот? – заинтересовалась Мэри-Лу.

– Да, он. – Уитни метнулась к дверям. – Я сейчас вернусь. Там… принесли посылку, которую я давно жду. Никуда не уходите, хорошо?

Она выскочила из комнаты.

Посылка?

Некоторое время они рисовали молча. Господи, какое счастье! Даже Аманда и Хейли притихли.

Только бы в этой посылке оказался не фейерверк. И не ящик виски. И не скоростной катер. И не…

– А что такое «сука»? – с любопытством спросила Аманда.

– Это не очень хорошее слово, детка, – как можно мягче объяснила Мэри-Лу и улыбнулась Хейли, которая прислушивалась к разговору с большим интересом, – и мы не будем его говорить, ладно?

– Миссис Даунс – сука, – уверенно заявила Аманда.

– Разумеется, нет, – возмутилась Мэри-Лу, хотя в душе была совершенно согласна с девочкой. – Просто миссис Даунс любит поворчать. А если мы будем ей улыбаться, она не станет сердиться.

– Ага, а небо упадет на землю, – подхватила вернувшаяся Уитни. – Смотри, кого я тебе привела, Мэри-Лу.

Как она ее назвала?

Мэри-Лу подняла голову, и… – Господи помилуй! – в дверях детской стоял и улыбался Ибрагим Рахман.

В телефоне что-то щелкнуло: